Прыжок | Страница: 116

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Выключите эту проклятую штуку! Мы пытаемся сосредоточиться! — проревел Лерой.

И тут в комнату проникла более плотная волна запаха. Сэди пронзительно закричал. Все в рекордное время катапультировались со своих стульев, и коридор вдруг оказался заполнен людьми.

Джорджио только теперь заметил одну странность: тюремщиков нигде не было видно. Черный дым валом повалил из блока камер. И прежде чем заключенные попали туда, все поняли, что произошло…

Тимми горел, как чучело Гая Фокса. Его тело без движения распростерлось на койке. Стоял сильный запах резины и еще какой-то густой смешанный смрад. Джорджио сморщил нос, пытаясь вспомнить, где он раньше слышал такой запах. И, бросив взгляд на то, что еще недавно было лицом Тимми, он вспомнил… Кто-то надел ему на голову резиновую маску, и теперь резина сгорала вместе с кожей.

Сэди был вне себя и пронзительно кричал. Рикки сильно ударил его по лицу, чтобы тот замолк.

Теперь в коридоре стало тихо, если не считать потрескивания, исходившего от тела Тимми, которое все больше охватывал огонь. Даже пожарный колокол умолк. Руки Тимми были объяты огнем — они на глазах скрючивались в языках пламени.

Джорджио догадался, что Тимми еще жив, но каким-то образом парализован.

Он подбежал к дверям в торце коридора и начал колотить в них, выкрикивая:

— Войдите сюда и приведите этих долбаных пожарных! Он еще жив! Он еще жив!

…Всем показалось, что прошла вечность, прежде чем в коридор беспорядочной толпой ворвались четыре тюремщика с принадлежностями для тушения. Теперь они казались здесь совершенно неуместными, и все удивленно уставились на них. Эти так называемые пожарные были зачем-то вооружены.

— Сейчас же расходитесь по камерам! Ну давайте! Нам не нужны из-за вас неприятности.

Заключенные уставились на тюремщиков, потом посмотрели друг на друга.

— Тимми горит, черт побери! Приведите же врачей!

— Чем быстрее вы уберетесь в камеры, тем быстрее мы пошлем за медиками. А теперь пошевеливайтесь! — Последние слова они буквально проорали.

Заключенные, не раздумывая больше, подчинились.

Прежде чем Джорджио вернулся в свою камеру, в его мозгу четко отпечаталась картина горевших рук и ног Тимми. Сэди корчился от горя там же, в камере.

— Ох, выключите пирог с ревенем, приготовленный Сэди! Ладно, мистер Джексон? Не давайте ему сгореть дотла, — раздался голос неунывающего Бенджамина Дейвса.

Джорджио повалился на нижнюю койку и заложил руки за голову: «Мне надо срочно убираться из этого места… Мне надо выбраться!»


Джоджо О'Нил сразу не понравился Донне.

Он был одет в синий шелковый костюм от Армани с белой водолазкой и обут в ботинки фирмы «Тимберленд». Все это плохо сочеталось со смазанными бриолином и зачесанными назад волосами, плохими зубами и болезненно желтоватой кожей. Глаза Джоджо, казалось, слишком многое в жизни видели; и вообще они состарились раньше, чем остальной его облик. Он говорил громко и с сильным ливерпульским акцентом. О'Нил посмотрел на Донну так, словно она была куском мяса.

— Ну, вот, Алан, значит, ты приехал. А это старушка Джорджио, что ли? — Джоджо налил себе в стакан выпивки и встал перед камином с таким видом, словно это был его дом, а не Джека.

Донна заметила, что Алан смотрит на этого человека с ненавистью, и почувствовала уколы страха.

— Ты все так же тщательно одеваешься, как я вижу, Джоджо. Где ты сейчас покупаешь вещи — в магазине Оксфама или в «Сэлли Армии»?

Джоджо весело рассмеялся и помотал головой:

— У тебя нервы будь здоров, Кокс. Приезжаешь сюда и спрашиваешь о какой-то ерунде. Когда Джек сказал мне, что тебе нужно, я чуть не обмочился от смеха. Вы с Бруносом — парочка мерзких заморышей. И чем скорее вы это поймете, тем лучше.

Алан встал, и Донна ощутила, как атмосфера в комнате будто сгустилась от ненависти. Джек начал было подниматься со своего места, но Алан слегка толкнул его в грудь — и он сел назад как ни в чем не бывало.

— Даже не думай об этом, Джек. Я всегда таскаю с собой страховку, и ты это знаешь. Если со мной что-нибудь случится, пятьдесят парней немедленно возьмут в руки оружие, действуя жестко, как неудержимые маньяки. Запомни о разделе «юг-север», сынок. И держись от всего этого подальше… — Алан подошел к Джоджо, который был примерно того же роста и сложения, что и Кокс, но, скорее, рыхлый, чем такой сильный, как и подтянутый на вид Алан.

— Я тебя не люблю, ты — раздолбай, О'Нил, но ты должен мне и должен Джорджио. А теперь я приехал, чтобы получить сполна за нас обоих. — Он обернулся к Джеку. — Я удивляюсь тому, что ты еще имеешь какие-то дела с ним. Ведь ты семейный человек, да и вообще. А я-то думал, что ты противишься этому. Ну, так вот: вы оба знаете, что я убил человека за меньший грех, чем этот сутенер сейчас совершает. И клянусь, я вырву тебе руки и ноги, Джоджо, черт бы тебя побрал, если ты еще будешь меня доставать. Понял?

Джоджо выпрямился, лицо его на некоторое время застыло, как маска. Донна не могла даже представить себе, о чем он думает. И потом, без всяких к тому оснований, этот человек вдруг улыбнулся широкой, добродушной улыбкой, однако, надо отметить, глаза его при этом не улыбались.

— Я следил за тобой, пока ты отсиживался, Алан. Я тебе ничего не должен, мать твою, дружище. Я обеспечил все необходимое, чтобы тебе в тюряге было хорошо, обо всем позаботился. Но ведь тебе надо было сработать на публику, не так ли? Ты не мог подкараулить этого сутенера Чинки в темной аллее. Любой мог поступить так, только не ты — Здоровяк Алан Кокс. Тебе обязательно нужно было сделать это при всех — даже при паршивых туристах! Я тебе ничего не должен, это вы мне должны, приятель. Условия сделки я выполнил. И никогда не подставлял тебя. Мы все здесь потеряли немало денег из-за тебя, дружище. Потеряли целое состояние… Донна понятия не имела, о чем они говорят, и на ее лице отражалось недоумение.

— Ты ни разу не прислал мне в тюрьму даже мерзкого клинка в буханке хлеба, дружище. Это Джорджио помогал мне и моей семье. Джорджио! Он приезжал ко мне, а ты сбежал, подлец. Ты унес ноги так быстро, что удивительно, как тебя потом не попросили бежать на чемпионате Игр доброй воли! — Теперь голос Алана звучал разъяренно. — Ты должен мне, ты, жалкий кусок дерьма! И ты всегда будешь должен мне, потому что я убил человека, которого ты хотел вывести из игры. Сделал из меня удобного мальчика для битья, а потом я узнал от Джорджио, что твои-то руки были в перчатках, как у того китайского урода. Поэтому лучше не зли меня сейчас, парень. У меня не такое настроение, мать твою! Мне никогда не нравились сводники или сутенеры, и тебе должно быть об этом известно лучше, чем кому-либо другому!

Донна заметила, как Джоджо стиснул зубы и поиграл желваками, прежде чем ответить:

— Ну так что ты хочешь, чтобы мы сделали? Если для тебя все это разгребет Джокс…