— А как насчет Алана Кокса? — спросила она. — Почему ты не позвонишь ему?
Донна состроила гримасу.
— Алан Кокс — последний человек, с которым я сейчас хотела бы поговорить.
Чувствуя себя лучше уже от одной мысли о горячем душе, Кэрол ехидно заметила:
— Я тоже совсем не желала бы разговаривать с подобным типом, дорогая. Я была бы слишком занята, вытворяя с ним совсем другие вещи!
— В этом-то и проблема, Кэрол! — смущенно засмеялась Донна. — Я уже этим с ним занималась…
Она, обнаженная, пошла в ванную, а Кэрол от удивления плюхнулась спиной на кровать и, не веря своим ушам, пробормотала:
— Ну-ну… Выходит, ты, на самом деле, темная лошадка, не так ли? Донна повернула голову и задумчиво произнесла, глядя на Кэрол через плечо:
— Есть еще много такого, чего ты не знаешь обо мне, Кэрол. И очень многого я еще не знаю о себе сама… — Она поколебалась мгновение, а затем добавила: — Пока не знаю.
Донна смотрела, как гробы с телами Джорджио и Стефана опускают в могилы. Она понимала, что ей сейчас полагается плакать. Но слез не было. Она видела, как папаша Брунос поддерживал под руку заплаканную Маэв. Остальные дети Бруносов столпились вокруг Маэв и словно ждали, когда она, как вожак их семьи, прикажет им, что надо делать дальше.
«Как смешно, — подумала Донна, — что у меня не осталось никаких чувств. Хоронят моего мужа, самую большую любовь моей жизни, а я совсем ничего не чувствую».
Она заметила неподалеку Большого Пэдди, безуспешно пытавшегося заглянуть ей в глаза. Донна упорно отводила взгляд, стараясь прогнать со своего лица непрошеную улыбку. «Больше он меня не пугает. И никто из них — тоже. Интересно, почему?»
Дэви в свою очередь пытался привлечь внимание Кэрол. Она украдкой прошипела Донне в ухо:
— Если этот сутенер не оставит меня в покое, я пну его ногой, чтобы он упал к Джорджио в могилу!
Донна почувствовала, как внутри у нее закипает истерический смех. Но она усилием воли подавила его. Потом ее внимание привлек Милтон Хардкасл, известный лгун и шут со строительных участков: он плакал о Джорджио, как ребенок, и Донна спросила себя, за что так можно было любить ее мужа, такого жуткого человека: «…Может, он и вправду, был хорошим актером? И попался только из-за любви к деньгам?»
Она инстинктивно отвернулась от телевизионных камер… Случившееся все еще оставалось одной из главных новостей. «Мужчина убит трансвеститом. Подстрекатель одной из самых зверских расправ в истории тюрьмы предается земле вместе со своим братом, который умер во время отпуска». Донна едва не рассмеялась в голос, представляя, как бульварные газетенки будут описывать Стефана — «молодого, преуспевающего бизнесмена». Они пытались сделать из двух братьев Каина и Авеля: один — слишком хороший, чтобы такие существовали, а другой — испорченный до мозга костей. Они даже заставили Маэв поверить в это. Она продала свое интервью в «Новости мира» — отдала им детские фотографии обоих мужчин и описала их детские годы.
Донна содрогнулась, несмотря на теплое черное кожаное пальто: «Маэв повезло: пусть она сделает на этом немного денег». Почему-то Донне показалось, что такая мысль и сейчас вполне уместна.
Священник все еще что-то говорил, пытаясь приобрести как можно больше телевизионной известности. Никогда на кладбище Чейз не было столько народа. Люди приехали со всего Ист-Энда, чтобы хотя бы мельком взглянуть на родных и друзей умерших.
Хуже всего было то, что Донна стала очень богатой женщиной. Она, по правде говоря, отнюдь не жаждала этих денег. Даже выплаты по страховкам казались для нее грязными.
Маэв не позволила ей оплатить похорон Джорджио, настаивая на том, что расходы должны взять на себя она с Папашей Бруно-сом. Они решили похоронить обоих сыновей вместе…
Донна услышала, как священник произнес: «Аминь», — и внутренне расслабилась.
Рядом с ней стояла Кэрол вместе с Долли. И все три женщины, словно сговорившись, пошли по усыпанной гравием дорожке к черному лимузину.
Алан наблюдал за Донной с другой стороны кладбища. Он всем сердцем тянулся к ней. Но двинулся Кокс к своей машине — и сел рядом с Ником Карвелло и Элби.
— Что ж, грязное дело сделано.
Ник кивнул и посмотрел на оплакивавших покойных родственников и знакомых. Те потянулись к черным лимузинам.
— Джорджио, в конечном итоге, все же проиграл, не так ли? — веско обронил Алан.
Ник иронически ответил:
— Прямо какая-то высшая справедливость, честное слово! Ты можешь высадить меня в Сохо, Алан, мне нужно повидать нескольких людей, прежде чем я поеду домой.
Алан завел машину — успел отъехать до того, когда начался настоящий цирк. Уже операторы нацеливали камеры, снимая всех подряд, в надежде заметить лица известных преступников — что могло бы расцветить их репортаж…
Донна уже подходила к погребальной машине, но ее остановил инспектор детектив Фрэнк Лоутон. Он с улыбкой взял ее за руку:
— Мне жаль, миссис Брунос. Я никогда не хотел причинить вам вреда, вы знаете.
Донна повернулась к нему и сказала:
— Я это знаю, мистер Лоутон. Вы просто делали свою работу. А теперь все кончено. Для всех.
Лоутон не удовлетворился ее словами. Он смотрел на нее вопросительно. И Донна с улыбкой добавила:
— Я по-настоящему думала, что вы надежно запрятали его. Я так считала.
Он посмотрел ей в лицо и честно признался:
— Я это сделал. Но, видите ли, миссис Брунос, меня ограничивали. Потому что я знал, кто ваш муж. Я просто хотел удалить его с улиц, вот и все.
Донна рассудительно кивнула. Потом крепко схватила рослого мужчину за руку и пожала ее:
— Вы поступили мудро, мистер Лоутон! Я очень скоро в этом убедилась.
Инспектор-детектив Фрэнк Лоутон молча проводил ее взглядом. Он догадывался, что у миссис Брунос есть, что ему рассказать. И он также знал, что в этой истории он вряд ли когда-нибудь до конца разберется… Донна Брунос была слишком хороша для своего мужа. И у Лоутона было ощущение, что она теперь осознала этот факт.
Маэв и папаша Брунос поджидали Донну на узкой дорожке между двумя рядами могил.
— С меня хватит, Донна! Меня не похоронят в старой стране после всего этого!
Донна прижала Маэв к себе. Обе женщины чувствовали, какое значительное событие произошло в их жизни.
— Вы знали, кем был Джорджио, не так ли?
— Я знала. Всегда знала. Но он был мой сын. — Маэв посмотрела на еще разверстые могилы и сорвавшимся голосом прошептала: — Они были моими сыновьями, и я по-своему любила их.
Донна кивнула. И, держась рука об руку, обе женщины пошли к катафалкам.