— Сегодня ты выглядишь лучше, Донна.
— Я и чувствую себя лучше, намного лучше. Прошлой ночью я прекрасно спала. Думаю, тебе не стоит утруждать себя сегодня приготовлением завтрака. Достаточно будет одного чая.
Долли молча кивнула, про себя выругалась. В духовке стояла яичница с беконом. Долли понимала, что Донна не могла не уловить ее запах, пока блюдо готовилось…
— Если меня кто-нибудь спросит, я у Маэв. Ладно?
Долли опять кивнула и проводила Донну взглядом, пока та выходила из комнаты.
Затем Долли подождала того момента, когда раздалось урчание заработавшего мотора машины, после чего прошла к задней двери. Там, снаружи, находился Терри Роулингс. Он курил сигарету и пил из кружки чай.
— Она поехала к свекрови. Не останавливайся слишком близко от этого проклятого дома. Иначе она что-нибудь заподозрит. Входи, у меня для тебя есть полная тарелка еды…
Терри усмехнулся. Он вытащил мобильный телефон и позвонил Большому Пэдди, чтобы сообщить тому, куда направляется Донна. Затем прошел на кухню и уселся перед большой тарелкой с яичницей с беконом.
— Прошлой ночью все было в порядке? — поинтересовалась Долли.
Терри кивнул — рот у него был набит беконом. Прожевав, он ответил:
— Даже шепота не было слышно, миссис Паркинс. Я думаю, Левис что-то замыслил. Что-нибудь вроде нападения на автомобильную стоянку. Но сейчас наша подопечная в безопасности.
Долли громко фыркнула:
— Я не доверяю этому проходимцу. Хорошо бы запустить в него чем-нибудь!
— Мы тоже ему не доверяем, миссис Паркинс. Так что перестаньте зря волноваться, — улыбнулся Терри.
Долли приготовила себе еще чашку чая и закурила пятую сигарету за утро. Она мечтала о благополучном исходе, но не могла побожиться, что так же верит в абсолютную безопасность Донны, как этот парень.
— Ну, ты же сам говорил Пэдди, что она смышленая, моя Донна; мол, она разведает про вашу опеку и слежку, раньше или позже.
Терри не стал утруждать себя ответом: он просто поглощал завтрак.
Маэв была почти счастлива. Все ее сыновья отсутствовали, папаша Брунос поехал на оптовую распродажу, и она могла сесть и почитать газету в относительном покое. Маэв как раз читала середину страницы, где речь шла о всяких и всяческих проблемах, — это было ее любимое место в газете, единственное, из-за чего она покупала «Сан», — когда услышала громкий стук в дверь. Маэв в раздражении тяжело поднялась с места (она вынуждена была лично спуститься и открыть дверь) и сердито протопала по ступенькам вниз. Но при виде силуэта Донны за дверью ее настроение переменилось: Маэв настежь распахнула двери и прокричала:
— Привет, дорогая! Входи же. Я тебя сегодня не ждала.
Донна улыбнулась.
— Я тут подумала: а не заскочить ли к вам перед поездкой на работу?..
Она пошла за Маэв вверх по крутой лестнице и вошла в квартиру. Пока свекровь суетилась с чайником, Донна сняла жакет и уселась за кухонный стол.
В комнатах царил привычный беспорядок, но беспорядок этот производил впечатление уюта. Здесь никогда не бывало ни грязно, ни неопрятно. Джорджио всегда терпеть не мог суматошную возню матери по дому. Но Маэв считала, что дом нужен для того, чтобы жить в нем. Джорджио же мечтал о чем-то вроде тех показательных домов, какие часто появляются на обложках глянцевых журналов. Донна много лет спорила с ним об этом, приводя основательные аргументы: мать поднимала большую семью — четырех мальчиков и двух девочек, и все это в четырехкомнатной квартире. Задача была не из легких. Каждый пенни, что удавалось отложить папаше Бруносу и Маэв, шел на одежду для детей, на их образование. Или возвращался опять в дело. Их ресторан был хорошо известен в Кэннинг-тауне, и Маэв с мужем работали в нем с раннего утра до позднего вечера. Джорджио, как и всем мальчикам в их семье, пришлось поработать в семейном ресторане официантом. Но в отличие от других сыновей Джорджио терпеть этого не мог. Он с болью в душе вспоминал те дни.
Как ни странно, Донна хорошо понимала его чувства: Джорджио всегда был человеком, которого чрезмерно заботило производимое им впечатление. Когда же Донне по молодости лет самой пришлось помогать в ресторане, ей это понравилось, и порой этого теперь не хватало. Недоставало тех суетни и беготни туда-сюда, смеха, запаха вин — клефтико и рецина; больших стаканов бренди после тяжелой ночной работы и долгих обсуждений того, как прошел вечер и самих посетителей. Джорджио, однако, нравилось есть в семейном ресторане; ему приятно было, когда кто-нибудь из знакомых видел его в ресторане родителей, словно этим Джорджио Брунос говорил всем: «Смотрите, как далеко я от них оторвался! Посмотрите сейчас на парня, который когда-то бегал, словно наскипидаренный, разнося заказы по квартирам Кэннигтаун со своими друзьями».
Донна тоже не любила, когда мать заставляла Джорджио прислуживать за столом, все время ощущая, что это неправильно.
— Так что же принесло тебя сюда ясным ранним утром? — В голосе Маэв прозвучали шутливые интонации. Однако Донна понимала: Маэв догадывается, что для визита у Донны наверняка имеются особые причины.
— Вообще-то, Маэв, я приехала за вашим разрешением на очередное свидание с Джорджио. Я понимаю, что оно предназначено не мне, но прошу вас оказать мне настоящую услугу. Вы не будете возражать, если я использую разрешение и сама навещу Джорджио? Мне надо поговорить с ним.
— Оно твое, дорогая, — пожала плечами Маэв. — Я сейчас его отрою для тебя среди бумаг. Все в порядке, не так ли? Я имею в виду — между тобой и Джорджио? — Задавая вопрос, Маэв продолжала с беззаботным видом попивать горячий чаек.
Донна чуть не расхохоталась.
— Да. Надеюсь, что это так.
Маэв была удивлена не совсем внятным ответом невестки.
— Послушай, Донна, я знаю недостатки своего сына лучше, чем кто-либо другой. У всех моих детей есть недостатки, и раз уж я их мать, то была бы совершенной дурой, если б не знала о них. Мне известно, что Стефан, к примеру, играет в азартные игры, а Нуала путается с нехорошими типами. Мэри… ну ты знаешь Мэри: она же сноб! Потом Патрик: он — дамский угодник. Марио… Я порой спрашиваю себя: а не слишком ли Марио нравятся мужчины? Понимаешь? Похоже, он проводит с друзьями больше времени, чем с женщинами. Если ты улавливаешь, что я имею в виду. Но Джорджио! Джорджио, мой первенец, мой любимец и единственный свет в окошке для отца. Джорджио никогда не упускал главного шанса!.. — Она криво усмехнулась Донне. — Когда он женился на тебе, я вздохнула с облегчением, детка. Я всегда ждала, что он приведет домой какую-нибудь высокую блондинку, пустышку, у которой между ног будет кое-чего больше, чем между ушами. Он обожал такой тип женщин — до тех пор, пока не встретился с тобой. Но, несмотря на все это, я знаю своего Джорджио лучше, чем кто-бы то ни было. Он считает Мэри снобом, они грызутся, как кошка с собакой, и мне известно достоверно, что она даже не написала ему ни строчки за все то время, пока он сидит. Однако, по-своему, он еще больший сноб, чем Мэри. Потому что Джорджио всегда держал в голове, что он лучше других: он, видишь ли, слишком хорош для этого дома — слишком хорош, чтобы быть Бруносом. На самом деле он даже хотел, чтобы папаша Брунос взял мое имя — Салливан. Думаю, тогда Джорджио чувствовал бы себя в большей степени англичанином. Ему всегда противно было ощущать себя греком или, во всяком случае, наполовину греком. Джорджио постоянно всем стремился доказать, что он — англичанин. Знаешь, моих детей часто называли «пузырьками», когда они были маленькими. Ты же слышала, наверное, этот стишок на сленге: «Пузырек и скрип, настоящий грек». И если мой сын сейчас приносит тебе горе, то я надеру ему задницу — не посмотрю, что он такой здоровый бугай. Ты только скажи мне, и я приеду в эту тюрьму и набью ему морду, прежде чем ты выговоришь слово «нож»! И неважно, что он там возомнил о себе, мол, он крутой и все прочее: я по-прежнему могу напугать его до смерти одним только своим видом!