Пораженная новостью, Эмили невольно ахает.
— На мистера Шиллито напали! Да что вы такое говорите?
— Я говорю, миледи, что мой старый друг Шиллито, изувеченный самым чудовищным образом и в настоящее время лишенный речевой и двигательной способностей, по прогнозам врачей, не протянет и недели. Любой другой человек уже скончался бы от столь тяжких телесных повреждений, но Шиллито всегда славился крепким черепом.
— Алиса здесь совершенно ни при чем, — настаивает Эмили. — Разумеется, я страшно потрясена, но это обычное уличное нападение, вне всяких сомнений. Он был ограблен?
Мистер Вайс вынужден признать, что преступники действительно забрали у Шиллито кошелек и золотые часы, но тут же добавляет:
— Конечно же, было очень умно представить дело случайным уличным нападением. Но свидетель происшествия, кофейный лоточник, немногим ранее видел, как эти два мерзавца разговаривали — в фамильярной манере, по его выражению, — с неким высоким, хорошо сложенным, закутанным в шарф господином. Отсюда я заключаю, что ни о какой случайности здесь не идет речи и что ограбление являлось не основной целью, а всего лишь вознаграждением за работу.
Эмили слегка теряется, но быстро овладевает собой и снова спрашивает, какое я могу иметь отношение к нападению на мистера Шиллито.
— Ну, возможно, не прямое, — неохотно признает мистер Вайс. — Но если косвенное, о котором она сама не догадывается? Я бы сказал, что мисс Горст безусловно причастна к делу. Ибо здесь, как в случае с мистером Джоном Лазарем, я угадываю направляющую руку Призрака.
— Призрака? — Эмили иронически усмехается.
— Так я называю неведомую нам силу, руководящую ходом событий, — поясняет мистер Вайс. — Проще говоря — человека, стоящего за мисс Горст подобием бесплотного призрака.
— Вы городите чушь, — с презрительным смехом отвечает Эмили. — Я сыта по горло вашими дикими обвинениями и беспочвенными подозрениями. Сначала мы имеем господина, с которым Шиллито мельком встречался двадцать лет назад и который может быть, а может и не быть отцом Алисы. А теперь еще и вашего таинственного Призрака. Безусловно, они не могут являться одним и тем же лицом — ведь вы наводили справки в Париже и доподлинно узнали, что отец Алисы, Эдвин Горст, умер и похоронен на кладбище Сен-Винсен. А если ваш Призрак не Эдвин Горст, тогда кто он и зачем — если даже он действительно существует — прислал Алису сюда? Нет, Армитидж, увольте меня от необходимости выслушивать подобный вздор.
Поняв наконец, что она непреклонна в своей решимости защищать меня, мистер Вайс слегка кланяется в знак неохотного повиновения.
— Хорошо, миледи. — Он примирительно улыбается, хотя явно уязвлен ее своеволием. — Мы не станем говорить о мисс Горст, покуда я не предъявлю вам доказательства, каких вы требуете. Дабы показать вам свое великодушие — пожалуйста, езжайте во Флоренцию, коли хотите. Но только при одном условии, на котором я решительно настаиваю. — Он вытягивает руку и самым бесцеремонным образом берет Эмили за подбородок. — Думаю, вы знаете, в чем оно заключается.
Она стоит неподвижно и холодно молчит.
— Вы должны будете дать мне ответ, когда вернетесь.
Наступает долгая пауза.
— Не бойтесь, вы получите ответ, — наконец бросает Эмили, резко отстраняясь от него. Потом она снова садится на приоконный диванчик и прижимается щекой к стеклу — ее излюбленная поза.
— В таком случае я желаю вам доброго пути, миледи, — с притворной любезностью говорит мистер Вайс, после чего берет шляпу с тростью и покидает комнату, тихонько напевая себе под нос.
После ухода мистера Вайса Эмили не шелохнулась, но продолжала задумчиво смотреть в окно. Я на цыпочках вышла из чулана, заперла дверь и побежала в свою комнату.
Представлялось совершенно очевидным: я нахожусь в опасной ситуации. Похоже, в настоящее время Эмили не придает значения подозрениям мистера Вайса, но сомнения — пусть сколь угодно малые — наверняка посеяны в ее душе. А он явно исполнен решимости предоставить доказательства моей двуличности, которых она потребовала. Что же касается нападения на мистера Шиллито, здесь мистер Вайс определенно ошибается — конечно же, оно не имеет отношения ко мне или к Великому Предприятию.
Следует упомянуть еще об одном происшествии, случившемся в тот день, сколь бы несущественным оно ни показалось мне поначалу.
Погода стояла холодная, и я замерзла, пока переписывала в Секретный дневник подслушанный разговор, а когда решила растопить камин, обнаружила, что он не заправлен. Я позвонила миссис Баттерсби, чтобы спросить, почему в камине нет угля, но на звонок явился Баррингтон.
— Где миссис Баттерсби? — спросила я.
— С вашего позволения, мисс, — отвечал дворецкий по обыкновению заупокойным тоном, — она испросила у ее светлости небольшой отпуск, чтобы навестить больную родственницу в Лондоне — кажется, тетушку. Она уехала вчера вечером.
Меня немного уязвило, что Эмили мне ничего не сказала, но поскольку событие это представлялось совершенно незначительным, я скоро о нем забыла.
После того как одна из служанок заправила и разожгла камин, я до самого ужина просидела за письмом к мадам, где сообщала о нашем скором отъезде и обещала часто писать из Италии. Я также отослала в Норт-Лодж короткую записку, где просила мистера Роксолла в случае надобности писать мне во Флоренцию poste restante, [9] в постскриптуме добавляла несколько слов о нападении на мистера Шиллито. Ответ пришел очень скоро.
Дорогая мисс Горст!
Ваша просьба будет выполнена.
История с Шиллито — весьма странный и неожиданный поворот событий. Я пока не вижу в ней смысла, хотя она премного меня заинтересовала, ибо наверняка как-то связана с нашими делами. Но не думайте ни о ней, ни о мистере Вайсе. Во Флоренции Вы будете в безопасности, а когда вернетесь, я и другие станем присматривать за Вами.
Засим остаюсь искренне Ваш
М. Р. Дж. Роксолл.
До Флоренции мы добрались без происшествий. Мистер Персей не пожелал задерживаться во Франции дольше необходимого, поскольку относился с явной неприязнью — и я бы сказала, с необъяснимым предубеждением — к стране и ее обитателям. Мы сразу же со всей возможной скоростью устремились на юг, в Лион и Авиньон, потом в Канны, где остановились на прекрасной вилле покойного лорда Брума, {20} а оттуда в Ниццу.
Путешествие в Италию, вдоль гористого и лесистого Лигурийского побережья было восхитительным, даже когда с неспокойного Средиземного моря налетали обычные для января дожди — на мой взгляд, они лишь придавали дополнительное романтическое очарование и живописность маленьким рыбацким деревушкам, лимонным рощам и сосновым лесам, мимо которых мы проезжали.