Шар, подхваченный ветром, быстро понесся к лесу, он еще никогда не летел так быстро, но над лесом ветер, видно, ослаб, и шар завис, даже начал спускаться. Олегу было видно, как покачиваются черные головы над краем корзины. Дик усилил огонь. Шар пошел дальше и еще через минуту скрылся над лесом, в той серой полосе, что отделяла вершины деревьев от серых облаков.
— Вот и все, — повернулся Сергеев к Олегу. — Остались мы с тобой сиротами.
* * *
Павлыш проснулся, когда было еще совсем темно. Он не сразу сообразил, где он, и, сообразив и расстроившись из-за этого, постарался понять, отчего проснулся. Потом услышал плач и понял, что это Клавдия. Она иногда плакала или разговаривала во сне, даже кричала. Но потом утром ничего не помнила.
Если бы Павлыш был волен, он бы уже неделю назад перешел жить к себе в лабораторию. И даже пытался заговорить об этом, хотя и опасался, что заденет этим чувства Клавдии, но Клавдия холодным тоном, словно предусмотрела такую возможность заранее и заготовила ответ, объяснила, что лаборатория недостаточно стерилизована. Она буквально забита бактериями и вирусами, которые Павлыш затаскивает снаружи. Вот если бы Павлыш занялся починкой переходника из лаборатории в туннель, это было бы куда лучше и полезней для станции.
Она ни словом не дала ему понять, что просьба об отселении как-то задела ее. Она даже не спросила, почему он хочет жить в лаборатории.
Разумеется, не ночные кошмары Клавдии были причиной такого желания Павлыша. Вернее, были маленькой составной частью этого желания. Если бы планета оказалась менее зловещей и негостеприимной, если бы можно было спокойно ходить по ней, уставать от этой ходьбы, питаться новыми впечатлениями, он бы не ощущал замкнутости и тесноты жилого отсека. Еще недавно Павлыш мечтал вырваться с корабля, который опостылел за месяцы полета, мечтал переместиться под небо нового мира. Теперь же корабль казался просторным, спокойным и уютным. Там можно окунуться в бассейн, посидеть с добрым собеседником в оранжерее, помузицировать в кают-компании…
Здесь же планета не только не допускала к себе, она протягивала злобные пальцы и внутрь станции. Вот та оранжевая плесень, которая прицепилась к штанине скафандра, — вода из душа ее не взяла. Павлыш отскребывал ее, бросив в бой достижения химии. Плесень не только успешно сопротивлялась, но и, когда Павлыш умудрился дотронуться до нее указательным пальцем, обожгла. Теперь обожженный палец был залит пластырем, а Клавдии пришлось соврать, что обрезался, — она бы не простила, и правильно бы сделала, такого легкомыслия.
Впрочем, ничего особенного не происходило. Планета как планета, экспедиция как экспедиция. Настолько банальная, что можно думать об обожженном пальце. Да и очень агрессивной планету не назовешь — за исключением стычки с чудовищем, окончившейся плохо для чудовища, ни одного серьезного происшествия. И не только потому, что Клавдия блюла порядок. Салли с Павлышом тоже были не детьми и знали, что в Африке гулять без папы и мамы опасно. А с эмоциями можно справиться. Надо устроить большую поездку — и планом исследований она предусмотрена. Сесть в вездеход и поглядеть, чем живет этот мир за пределами поляны. Тем более что этап запусков скаутов уже выполнен, есть кое-какие интересные результаты, хотя ничего экстраординарного найти не удалось. Пока. Все как в археологической экспедиции, где идут во множестве осколки керамики или ржавые гвозди, представляющие большой интерес для науки, но неинтересные обывателю. В музее он равнодушно проходит мимо витрин с наконечниками копий и склеенными глиняными горшками. Ему хочется видеть сказочной красоты статую или золотую диадему. Любой археолог будет вам доказывать, что диадема — не цель археологии, ее цель отыскать как можно больше черепков и бусинок, чтобы определить пути миграции и уровень материальной культуры. Но можете быть уверены, что археолог лицемерит. В глубине души он мечтает о диадеме, о неожиданном блеске в завале черной земли, о той редчайшей сенсации, презрение к которой — основа основ археологической гордыни.
Биологически активная планета не может не таить в себе диадемы. Но это не означает, что диадема достанется именно Павлышу. Клочок планеты, который постепенно открывался ему, был ничтожно мал по сравнению со всем этим миром, и потребуется еще немало экспедиций и немало Павлышей, чтобы можно было сказать, что эта планета более или менее исследована и понята.
Павлыш признавал, что ни знаний, ни понимания планеты у него нет. Но интуиция все время предостерегала его против этого мира, а Павлыш привык доверять интуиции.
Он готовил вездеход к поездке, когда в служебный купол пришла Салли. Она хотела поехать вместе с Павлышом, но Клавдия ее не отпускала, потому что ей самой понадобилась помощница. Она обещала взять Салли с собой на следующий день к любопытным обнажениям на том берегу озера, открытом геоскаутами.
— Если вам попадутся цветы, — попросила Салли, — настоящие цветы — привезите мне ма-а-аленький букетик.
— А Клавдии?
— Страшнее кошки зверя нет.
— Я постепенно начинаю склоняться к мысли, что она права.
— Вы? Неукротимый бунтарь?
— Это все игра, Салли. А вот у меня вчера разболелся живот…
— Все ясно, можете не продолжать, — сказала Салли. — Три дня назад меня лихорадило, я немного простыла. И я начала подозревать эту коварную планету в том, что она умудрилась пронизать своими бациллами наши непроницаемые стены.
— К сожалению, старинные мечты о том, что где-то встретим невероятные формы жизни, пока не сбылись. Законы природы единообразны. Тот же набор хромосом, и за внешней экзотичностью те же принципы жизни. И почти везде обнаруживаются микроорганизмы, способные отлично существовать на человеческом материале.
— Салли, ты свободна? — раздался голос Клавдии.
Оба услышали.
— Иду, — ответила Салли.
«Можно подумать, — чуть было не произнес вслух Павлыш, — что Клавдия ревнует».
Павлыш вывел вездеход из купола и взял курс по берегу озера, чтобы не углубляться в лес. Он ехал не спеша, поглядывал по сторонам, мирно жужжали камеры, щелкали анализаторы — вездеход честно трудился, не обращая внимания на пассажира. Павлышу хотелось бы найти настоящие цветы, хотя он понимал, что вряд ли они здесь попадутся — высших растений на планете еще было мало, да и насекомых, которые могли бы опылять их, Павлышу тоже не встретились.
День был теплый, парило, снег остался только в гуще леса. Земля пропиталась водой, и лес вокруг за последние дни заметно ожил — началось длинное, сумрачное лето. Больше снега здесь Павлышу не увидеть — они улетят раньше, чем лето дойдет до середины. Хотя, впрочем, он обязательно слетает в горы, там есть ледники и вечные снега. Жаль, что они выбрали место для работы в этом мрачном краю: южнее, у океана, где пустыня, климат куда суше…
Странное зрелище привлекало внимание Павлыша. Он даже остановил машину, чтобы поглядеть на огромных насекомых, как ни странно, схожих чем-то с лошадьми, стая которых, видно, шла на водопой и неожиданно натолкнулась на вездеход. Насекомые замерли на мгновение, и тут же на спинах у них, сверкая и переливаясь всеми цветами радуги, начали расти прозрачные пузыри. Стая бросилась бежать вдоль берега, а пузыри стали размером больше самих чудовищ, достигая метров трех в диаметре. Каждый шаг беглеца превращался в затяжной прыжок в несколько метров длиной — насекомые как бы парили над землей. В этом противоестественном беге была экзотическая грация. Затем вся стая повернула к озеру и бросилась в воду. Лишь пузыри да узкие черные головы с белыми, в плошку, глазищами высовывались из воды.