«Тихо! — мечтал он крикнуть распятому безумцу. — Ты их разбудишь».
И только потом Томас услышал слабый свист и увидел струйку аэрозоля, выходящего из ноутбука Шоута.
Томас с трудом набрал в обожженные легкие воздуха и с таким же трудом выдохнул, издав то ли стон, то ли свист. Его народ никогда не проснется. В ужасе он смотрел на Шоута. А Шоут, пожирая лоскут мяса, висящий у него на плече, уставился на Томаса.
* * *
У Айка отросла борода. Золотистые волосы Али доходили ей почти до пояса. Путники не то чтобы заблудились — ведь им с самого начала было неизвестно, где они. Али находила утешение в утренних молитвах и еще в растущей близости с Айком. Она думала о нем, даже лежа в его объятиях.
Однажды утром она проснулась и увидела, что Айк сидит лицом к стене в позе лотоса — почти такой, каким она его впервые увидела. Во тьме мертвой зоны Али разглядела слабо светящийся круг, нарисованный на стене. Раньше она решила бы, что это плоды грез какого-нибудь аборигена или доисторическая мандала, но после увиденного в крепости знала, что это карта. Она попыталась погрузиться, как и Айк, в созерцание, и скоро змеящиеся и пересекающиеся линии в круге обрели объем и смысл. В следующие дни путники шли дальше, держа карту в голове.
* * *
Сильно хромая, Бранч вошел в развалины города обреченных. Он уже не надеялся увидеть Айка живым. Жар, лихорадка, яд с хейдлского копья — все это его измучило, и он вообще едва помнил про Айка. Блуждания уводили Бранча все глубже и дальше от цели; земное ядро стало Луной, тянущей его в свою орбиту. Мириады дорог свелись в голове к одной. И вот он здесь.
Все лежали неподвижно. Тысячи неподвижных тел. В смятении Бранч вспомнил ту давнюю ночь в Боснии.
Скелеты замерли в вечном объятии. Многие трупы уже скрылись под наплывами известняка. Все вокруг пропитано гниением. Потоки зловония обтекали углы зданий, словно вопли взбесившихся призраков. Единственным звуком, кроме свиста ветра, было журчание воды, текущей по каналам где-то в недрах города.
Бранч бродил посреди этого светопреставления.
В центре города он увидел холм, покрытый обломками какого-то большого сооружения. Внимательно рассмотрел его в прибор ночного видения. На вершине холма стоял столб, на столбе висел распятый. Крест вызвал в памяти какие-то детские воспоминания, легенды про поиски Грааля.
Больная нога и лежащие вплотную тела затрудняли подъем. Бранчу вспомнилось, с каким восхищением Айк рассказывал о Гималаях.
Он подумал, что Айк может оказаться где угодно, даже на том самом кресте.
Тот, кто висел на кресте, умер гораздо позже, чем остальные, — о нем жестоко позаботились, оставив ему кусок мяса. Внизу валялся ноутбук и разломанная на куски снайперская винтовка. Трудно сказать, был ли распятый ученым или военным. Бранч видел одно — это не Айк. Татуировали его недавно; посмертная гримаса открывала скверные зубы.
Повернувшись, чтобы уйти, Бранч заметил труп хейдла, облаченный в нефритовые доспехи. В отличие от других он отлично сохранился, по крайней мере голова. Это заставило Бранча присмотреться внимательнее. Лицо показалось ему знакомым. Нагнувшись, он узнал иезуита. Как же он сюда попал? Именно он звонил Бранчу, чтобы сообщить о невиновности Айка. Не затем ли он здесь, чтобы спасти Крокетта? Должно быть, преисподняя ввергла священника в шок. Бранч смотрел ему в лицо, пытаясь вспомнить имя этого самоотверженного человека. И вспомнил:
— Томас!
И Томас открыл глаза.
Новая Гвинея
Онемев, стояли они в устье неведомой пещеры, а вокруг простирались джунгли. Почти голая, в полубреду, Али прибегла к единственному средству, какое знала, и хриплым голосом стала возносить благодарственную молитву. Айк, как и она, был ослеплен, потрясен и напуган. Боялся он не солнца, светившего сквозь навес из лиан, не зверей, не того, что могло ждать его в этом мире. Его пугало другое. Он не знал, кто он теперь.
При спуске с любой вершины есть миг, есть черта, пройдя которую оставляешь позади снега и возвращаешься к жизни. Это первый пучок зеленой травы, или дымка над дальними лесами, или тонкие струйки талой воды, свивающиеся в ручей. Раньше каждый раз, когда Айк уходил — на час, на неделю или очень надолго, — сколько бы гор ни осталось позади, миг возвращения он принимал всем своим существом. И сейчас его охватило то же чувство: это не уход, а приход к чему-то новому. Не избавление, но передышка.
Боясь, что голос его выдаст, Айк молча обнял Али.