В Сантьяго было зафиксировано пять тепловых сигнатур с человеческими очертаниями. Выжившие находили один другого, в отдаленных землях они объединялись в племена. Так начиналась жизнь после чумы. Только бы успеть разгадать секрет их выживания, пока цивилизованный мир совсем не исчез!
— Мы не должны впадать в эйфорию, — сказал пакистанец. — Доктор Кавендиш прав. Что мы сейчас видим здесь? Что это за выжившие? — Он выставил вверх три пальца. — Третьей категории? Может, им просто повезло: удачно прятались в пещерах или подводных лодках, пока чума не прокатилась у них над головой? Или вирус пропустил их? В любом случае они для нас бесполезны. Вирус все равно найдет их. А поскольку они не защищены — тоже погибнут.
Он опустил один палец.
— Или же они из Второй категории и невосприимчивы к вирусу? Может, их тела обладают врожденным иммунитетом? Вспомните исследование проституток в Танзании. Многолетний незащищенный секс, порой с десятками зараженных мужчин за ночь, и тем не менее ни у одной из шестидесяти исследуемых женщин не развился СПИД. Более десяти лет ученые буквально ходили за ними по пятам. Теорий в результате возникло множество. Но никому не удалось разгадать секрет их невосприимчивости. Как бы там ни было, в нашей дуэли с вирусом Корфу эти люди абсолютно бесполезны.
Пакистанец поднял палец.
— Или же инфекция все-таки проникла в организм этих людей? Были ли они восприимчивы и вырабатывали ли антитела? Тогда они из Первой категории? Что, если их иммунная система начала эволюционировать совместно с вирусом? В таком случае, — он задумчиво покачал головой, — не исключено, что они спасут нас. А может быть, и нет.
— Есть только один способ выяснить это, — сказал кто-то.
— Смотаться за ними? — снова раздался язвительный голос.
Миранда пробежалась взглядом по лицам. Это была шеф лаборатории бессмертия. Она все еще не привыкла к названию своего отдела, хотя оно подходило просто идеально. Большинство вирусов уничтожали свою клетку-хозяина, лишь только прекращали ее использовать как фабрику вирусов. С Корфу все обстояло иначе. Он заставлял клетки организма-носителя продолжать делиться, не умирая, — отсюда и «бессмертие». Еще одна тайна, значит, очередная новая лаборатория.
— Это же в другом полушарии, — сказала шеф лаборатории. — С таким же успехом можно полюбоваться картинками, присланными с Марса. Мы страну-то пересечь не в состоянии, не говоря уж о межконтинентальной прогулке.
— Но ведь любой из этих выживших может стать ответом, который мы ищем, — резко возразила Миранда. — Нашим будущим.
— Если вы забыли, напоминаю, что ВМС США понесли колоссальные потери, разыскивая таких вот выживших. — Ученые повернулись к Кавендишу, сидевшему на дальнем конце стола: он напоминал тонкий стебель с горящими глазами. — Целые армады исчезли. Мы остались без крыльев.
Кавендиш показал рукой на спутниковое изображение на экране.
— Даже наши глаза отказываются нам служить. Мы получаем информацию со спутников, которые падают на Землю. Вы понимаете, Миранда? Мы больше не в состоянии планировать свои действия в этом мире. Мы растратили свой потенциал. Нам не принадлежит ни ночь, ни день. Нам необходимо снаряжать хорошо вооруженную экспедицию, чтобы всего лишь наведаться на пару часов в Альбукерке. Калькутта! — фыркнул он. Светящийся зеленый силуэт на экране подбросил в свой маленький костер еще одну ветку. — Все это лишь доказывает, что на свете существует другая жизнь, ни больше ни меньше.
Миранда почувствовала, что все смотрят на нее. В который раз она оказалась единственным голосом инакомыслия, оптимизма или чего-то еще. На мгновение ее возмутило их малодушие. Но эта трусость была ей понятна. У многих из них семьи. Они смертны, а Кавендиш беспощаден. Их работа — наука, а не мученичество.
— Значит, сдаемся, лапки кверху? — бросила она.
— Работаем с тем, что у нас есть, — сказал Кавендиш. — Когда придет время, отступим в бункер WIPP [59] согласно плану вашего отца. А увиденное нами сейчас лишь отвлекает внимание, дает людям ложную надежду.
«Когда, — вся кипела Миранда, — а не если». Отступим. В бункер. В преисподнюю ее отца. Она пробежала взглядом по лицам, пытаясь измерить степень их уныния и страха. В убежище они верят сильнее, чем в исцеление. А его еще даже не достроили. Изначально спланированный как хранилище ядерных отходов, бункер WIPP в процессе строительства превращался в огромное убежище для населения Лос-Аламоса. В пустыне на границе с Техасом, под сводом соляного купола на глубине двух тысяч футов высекали в скале двенадцать этажей небольших комнат и горизонтальных перекрытий. Убежище оборудуют аппаратурой лабораторий. Исследование будет продолжаться, даже когда все укроются там от зараженного мира. Настанет день, возможно, десятки лет спустя, и они выйдут оттуда с вакциной.
Но Миранда с небольшой группой единомышленников считали бункер WIPP чудовищной ошибкой. Никакими средствами не создать под землей такую мощь лабораторий, какой они обладают в Лос-Аламосе сейчас. Помещения будут тесными и лишенными света — вечная ночь. К тому же обитатели бункера окажутся крайне уязвимы даже для одной нити вируса. В таком тесном контакте чума сожрет их в один присест. Разговор об отступлении вреден в любом случае.
— Нам поручена миссия, — возразила она.
— Не следует уповать на химеры, — парировал Кавендиш. — Некоторые вещи возможны, Миранда. А что-то — нет.
В этот момент пискнул телефон Мэплса. Он ответил на звонок, а затем обвел всех взглядом.
— Последние данные. Тридцать девять объектов.
— В масштабах планеты? — подала голос блондинка из Йоханнесбурга. — Бог мой, и это все? Тридцать девять человек. И это из нескольких миллиардов?
Население страны этой женщины было уничтожено уже давно. Миранде был понятен ее пессимизм, но он не объяснял насмешливость ее тона. Она и, вероятно, большинство в этой комнате своими репликами сейчас демонстрировали преданность Кавендишу. Миранда заметила, как женщина обменялась восхищенным взглядом — нет, не с Кавендишем, а с его бессловесным клоном, стоящим за креслом-каталкой. Выходит, подумала Миранда, не зря сплетничают. Клон и с ней переспал. Но кто же он такой?
— Выживших будет больше тридцати девяти, — упорствовала Миранда.
— Ну, несколько сотен, — презрительно фыркнула женщина.
— Один, два или десять на миллион, — сказала Миранда. — Это лучше, чем ничего.
— Да, но вы говорите всего лишь о возможности существования. — Женщина показала на тепловой контур «троглодита», сидящего на корточках в развалинах Калькутты. — Если это наше будущее, значит, с цивилизацией покончено.
— Нет, — возразила Миранда. — Пока Лос-Аламос жив — нет. — Открыто брошенный ею вызов звучал как неуместное бодрячество, и она отчаянно пыталась скрыть это. Но молчать не могла. — Ведь мы — твердыня на холме, — заявила она. — Город света.