Я мог бы и не задавать этого вопроса: мальчишка вцепился в седло с такой силой, что костяшки его пальцев побелели.
Варяги тем временем вернулись из хлева.
— Командир, мы никого не нашли. Похоже, здесь не осталось ни души.
Мы продолжили путь к дому. Для того чтобы построить его в столь отдаленном месте, требовались поистине геркулесовы усилия. Чем ближе мы к нему подъезжали, тем очевиднее для нас становилось царившее в нем запустение: по стенам вился плющ, стекла были выбиты, штукатурка растрескалась или обвалилась, обнажив кирпичную кладку. Короткая лестница вела к главному входу.
Сигурд соскочил с коня и подал поводья одному из своих людей.
— Это то самое место? — спросил он у мальчика.
Фома кивнул.
— Ты видел здесь каких-то других людей?
— Только тех, с которыми приехал, — перевел священник. — Монаха и четырех болгар. Дом был пуст и находился в том же состоянии, что и ныне.
— В том, что он совершенно пуст, я пока не уверен, — задумчиво произнес варяг и ткнул в деревянную дверь рукоятью топора.
Дерево откликнулось низким зловещим гулом, однако дверь и не подумала открыться.
Сигурд взялся за бронзовую дверную ручку в виде ревущего кабана и повернул ее. Дверь легко подалась.
— Ты не помнишь, запирал ли монах эту дверь в момент отъезда? — спросил я у Фомы.
Конечно же, он этого не помнил.
— Сейчас мы все узнаем, — хмыкнул Сигурд, входя внутрь. — Вульфрик останется с лошадьми. Все остальные пойдут со мной.
Мы переступили порог старого дома, настороженно оглядываясь по сторонам, и оказались в узком коридоре, выходившем в полуразрушенный квадратный перистиль, [18] полы которого были украшены выцветшей плиткой с изображениями полуобнаженных воинов, борющихся с медведями и львами. То тут, то там поблескивали лужи, в дальнем углу меж каменными плитами рос невзрачный кустик. Глянув на отходившие в разные стороны темные коридоры, Сигурд приказал:
— Обыскать дом! Четверо в одну сторону, четверо — в другую. Деметрий и Элрик останутся здесь вместе с мальчишкой и священником. При необходимости мы сразу перегруппируемся.
Мы с Фомой сели на мраморную скамью. Элрик стал расхаживать по внутреннему дворику, а отец Григорий занялся разглядыванием мозаичных изображений. Топот варяжских сапог затих в отдалении, и мы остались одни. Где-то в глубинах дома громко капала вода.
Я повернулся к Фоме. Тот сидел, подперев голову руками, и мрачно взирал на пол.
— Где вы тут жили?
Выслушав перевод священника, он указал налево.
— Все в одном месте?
— Да.
— Может быть, монах оставлял здесь какие-то вещи?
Мальчик решительно замотал головой. И впрямь, надеяться на это было глупо: монах, избавляющийся от живых свидетелей заговора, вряд ли мог оставить здесь что-то, что помогло бы нам поймать его.
— Деметрий!
Я поднял глаза. На галерее верхнего этажа стоял Сигурд с двумя воинами.
— Здесь действительно никого нет. Несколько лежанок, стол и пара гнилых скамеек — только и всего.
— У нас тоже ни души, — присоединился к нему один из его помощников, появившийся с противоположной стороны галереи. — Здесь пусто, как в склепе. Зато вид отсюда неплохой.
Он сказал сущую правду. Третий коридор вел из перистиля на широкую террасу в задней части дома, с которой открывался прекрасный вид на лежавшие внизу земли. Какое-то время мы молча любовались окрестными холмами и долинами, поросшими лесом. На западе небо пламенело заревом заката, а на юго-востоке можно было разглядеть поблескивающие купола храмов Константинополя. Это место идеально подходило для наблюдательного пункта, а росшие внизу деревья скрывали его от посторонних глаз.
Изрядно замерзнув, мы уже хотели вернуться в дом, как вдруг Фома удивил нас длинной сбивчивой речью. Отец Григорий даже не смог сразу ее запомнить и переводил довольно долго.
— Фома говорит, что монах часто приходил сюда. Он смотрел на царицу городов и молил Бога уничтожить ее так же, как некогда Он уничтожил Содом и Иерихон.
— Он говорил все это на языке франков? — спросил я.
Мне показалось странным, что монах обращался к своему Богу на чужом языке. Отец Григорий перевел мальчику мой вопрос.
— Он говорил на латыни, языке древних римлян. Фома немного знает этот язык, поскольку франки и норманны используют его во время своих богослужений.
Все равно это было странно, и я непонимающе покрутил головой. При каждом повороте событий возникали десятки новых вопросов, но ни на один не было ответа.
Сигурд посмотрел на небо.
— Спать будем в хлеву, вместе с животными. Я не хочу, чтобы ночью какой-нибудь конокрад связал меня и увел наших лошадей. К тому же там всего один вход.
Откуда-то с востока послышались раскаты грома.
— Да и крыша там вроде бы целее, — добавил Сигурд.
Я исследовал этот мрачный дом в течение примерно получаса, но не нашел в нем ничего, кроме истлевшего тряпья и давно сгнившей мебели. Гроза постепенно приближалась. Закончив свои изыскания, я с немалым облегчением присоединился к варягам — они к этому времени уже завели лошадок в хлев и грелись возле небольшого костерка, на котором жарили соленую рыбу и овощи. Все это напоминало мне обычный солдатский привал на марше.
Молча отужинав, мы улеглись прямо на земляном полу, мысленно кляня злодеев, похитивших из хлева всю солому. Стоило мне закрыть глаза, как по крытой свинцом крыше застучал дождь.
Я проснулся еще до рассвета. Дождь продолжал барабанить по крыше. Где-то справа громко сопела лошадь, но больше ничего не было слышно. Какое-то время я лежал, вспоминая, где я нахожусь и почему. В эту темную ночь приятно было осознавать, что меня окружает дюжина самых могучих воинов империи. Я сунул руку под сложенный плащ, который использовал вместо подушки, и нащупал рукоять ножа. Потом по какому-то наитию я протянул руку, чтобы потрогать Фому за плечо.
Моя рука ощутила лишь холодный воздух и холодный камень. Меня охватила паника. Куда же он делся? Я сбросил с себя одеяло и осторожно направился к выходу, стараясь не разбудить спящих варягов. Ни один из них даже не пошевелился, пока я крался среди них, словно вор.
Ни один, кроме Элрика, да и он лучше бы этого не делал. Элрик сидел в дверном проеме, прислонившись спиной к стене, и когда я попытался выглянуть наружу, то неуклюже упал прямо на него. Варяг ругнулся и вскочил на ноги, а его правая рука обхватила рукоять топора, висевшего у него на боку.
— Это я, Деметрий! — прохрипел я. Хоть он и был староват для своего занятия, я сильно подозревал, что мне хватило бы одного-единственного удара его топора. — Мальчишка исчез!