Амбрози посмотрел на Мишнера:
— Так вы были приманкой? Вы просто хотели заманить меня сюда?
— Вроде того.
Нгови шагнул вперед.
— У нас есть к вам вопросы. Помогите нам, и мы не будем вызывать полицию и требовать вашего ареста. Вы просто исчезнете. Хорошие условия, особенно учитывая, о чем идет речь.
— А о чем идет речь?
— Об убийстве отца Тибора.
Амбрози ухмыльнулся:
— Это блеф, и вы сами это прекрасно знаете. Просто вы вдвоем хотите свергнуть Петра Второго.
Мишнер не дал ему закончить:
— Нет, это вы хотите свергнуть Валендреа. Хотя это не важно. На вашем месте он сделал бы то же самое.
Безусловно, стоящий перед ним человек был замешан в смерти отца Тибора. Скорее всего, и был его убийцей. Но Амбрози достаточно умен, чтобы понять: условия игры поменялись.
— Ладно, — наконец произнес Амбрози. — Спрашивайте.
Кардинал опустил руку в карман куртки.
В его руке появился маленький невесомый магнитофон.
* * *
Мишнер помог Катерине войти в «Кёнигсхоф». Ирма Ран встречала их у входа.
— Все обошлось? — спросила пожилая женщина. — Я целый час места себе не нахожу.
— Все прошло нормально.
— Слава Богу. Я так волновалась.
У Катерины до сих пор кружилась голова, но ей уже было лучше.
— Я отведу ее наверх, — сказал Мишнер.
Он помог ей подняться на второй этаж. Оказавшись в комнате, она сразу спросила:
— Как там оказался Нгови?
— Я сегодня позвонил ему и рассказал все, что узнал. Он вылетел в Мюнхен и приехал сюда как раз перед тем, как я отправился в собор. Я должен был заманить Амбрози в церковь. Надо было найти место подальше от многолюдных торжеств. Ирма сказала мне, что в этом году в церкви не будет празднования. Нгови поговорил с приходским священником. Он ничего не знает, ему просто сказали, что ватиканским служащим ненадолго нужна его церковь. — Он знал, о чем думает Катерина. — Кейт, слушай, Амбрози не стал бы причинять никому вреда, пока не получил бы перевод Тибора. До тех пор он не был ни в чем уверен. Мы должны были этим воспользоваться.
— То есть я была приманкой?
— Мы вместе были приманкой. Только оказав ему открытое сопротивление, можно было заставить его рассказать все о Валендреа.
— Нгови хорошо повел себя.
— Он вырос на улицах Найроби и умеет не растеряться в трудной ситуации.
Он уложил ее в постель. Они полчаса говорили с Амбрози, записывая на пленку все, что им пригодится завтра. Катерина все слышала, теперь ей известно все — кроме третьего откровения Фатимы. Мишнер вынул из кармана конверт.
— Вот что отец Тибор прислал Клименту. Амбрози я отдавал копию. А оригинал у Нгови.
Прочитав, Катерина сказала:
— Это похоже на слова Ясны. Ты хотел отдать Амбрози десятое откровение Меджугорья?
Он покачал головой:
— Это не слова Ясны. Это слова Девы, сказанные в Фатиме, записанные Люсией дос Сантос в тысяча девятьсот сорок четвертом году и переведенные отцом Тибором в тысяча девятьсот шестидесятом.
— Ты шутишь! Ты понимаешь, что это значит, если оба послания совершенно одинаковы?
— Я понял это сегодня утром.
Он говорил тихо и спокойно и подождал, пока она осознает весь смысл услышанного. Они часто говорили о ее неверии. Но он не мог судить ее, поскольку сам был несовершенен.
«После которых в городе на семи холмах беспощадный судья начнет судить всех людей».
Может быть, Катерина первой из многих сможет судить сама себя.
— Неужели вернулся Господь?
— Невероятно. Но что это еще может означать? Как могло получиться, что два послания абсолютно одинаковы?
— Зная то, что мы знаем, мы скажем, что это невозможно. А скептики станут говорить, что мы специально подогнали перевод отца Тибора под слова Ясны. Скажут: это подлог. Оригиналы пропали, а свидетелей нет в живых. Правду знаем только мы.
— И, как и раньше, все решает только вера. Мы с тобой знаем, что произошло, а всем остальным придется поверить нам на слово. — Она покачала головой. — Похоже, Бог всегда будет оставаться тайной.
Мишнер уже подумал об этом. В Боснии Дева сказала ему, что он должен стать знаком для всего мира. Маяком, зовущим к покаянию. Но он помнил и другие Ее слова.
«Но не отказывайся от веры. В конце концов она — единственное, что у тебя останется».
— Есть одно утешение, — проговорил он. — Много лет назад я очень сокрушался, что нарушил обеты священника. Я любил тебя, но считал: то, что я делаю и чувствую, — грешно. А сейчас я знаю, что это не так. В глазах Бога это не так.
Он снова вспомнил обращение Иоанна XXIII ко Второму Ватиканскому собору. Тот призвал традиционалистов и реформаторов к тому, чтобы этот земной град уподобился небесному граду, где царит истина. И только теперь Мишнер понял, что хотел сказать Папа.
— Климент пытался сделать все, что мог, — сказала она. — Жаль, что я так плохо о нем думала.
— Наверное, он все понимал.
Катерина улыбнулась:
— И что теперь?
— Обратно в Рим. Завтра я встречаюсь с Нгови.
— А потом?
Мишнер понимал, о чем она.
— В Румынию. Те дети нас ждут.
— Я боялась, что ты передумал.
Он указал на небо:
— Это наш долг перед Ним. Ты не согласна?
Ватикан
2 декабря, суббота
11.00
Мишнер и Нгови прошли по галерее в сторону папской библиотеки. Через высокие окна по обе стороны широкого коридора лился яркий солнечный свет. Оба облачились в церковные одежды: Нгови в алое, Мишнер в черное.
Они уже поговорили с людьми из администрации Папы, и первоначально должна была состояться встреча помощника Амбрози с Валендреа. Но Нгови хотел получить аудиенцию у Папы. О теме сказано не было, но Нгови рассчитывал, что Валендреа поймет всю важность встречи с ним, тем более что Паоло Амбрози куда-то пропал. Видимо, их тактика сработала. Папа сам разрешил им войти во дворец и выделил на аудиенцию пятнадцать минут.
— Вам хватит этого времени? — спросил помощник Амбрози.
— Думаю, да — ответил Нгови.
Валендреа заставил их ждать почти полчаса. Папа стоял перед окном в библиотеке, на его коренастую фигуру в белом падали лучи солнечного света.
— Должен сказать, что ваша просьба об аудиенции удивила меня. Вас двоих я меньше всего ожидал увидеть здесь этим утром. Я думал, что вы, Маурис, уже в Африке. А вы, Мишнер, в Германии.