— Тогда они должны были бы заделать ход. — «Не позволяй себе думать, а то сдашься». — Но снег, видимо, завалил все, прежде чем они успели найти ее следы.

Он набросил рюкзак на плечо и начал подниматься.

Стены были скользкие, покрытые какой-то порошкообразной слизью, осыпающейся с его пальцев, но ход оказался таким узким, что он мог упираться в стену. Он быстро поднимался по каменным ступеням в мерцающем свете фонарика в руках Эмили и старался не смотреть вниз.

Когда он добрался до вершины, луч фонарика остался слабой звездочкой далеко внизу. Он даже не заметил, когда закончился подъем; лишь в какой-то момент, протянув руку, обнаружил, что следующей ступеньки нет и ровный камень наверху блокирует дальнейшее продвижение. Он остановился, опершись спиной о стену. «Еще один тупик». Но адреналин заставлял его мозги работать быстрее: он знал, что Джиллиан прошла этим путем. Приложил плечо к камню над ним и надавил.

Камень подался, потребовав гораздо меньше усилий, чем предполагал Ник. Он от неожиданности даже чуть не потерял опору и не свалился вниз, но напряг спину и удержался. Потом сдвинул камень в сторону, открыв небольшую щель, достаточную, чтобы протиснуться в нее. Поднявшись наверх, он оглянулся.

Он был в замке. В небольшом круглом помещении, видимо, в основании одной из башен. Винтовая лестница уходила наверх в темноту. Он покрутил головой в поисках подмигивающего огонька камеры наблюдения или тревожной сигнализации. Ничего.

Из щели появилась Эмили. Она схватила его за руку, оглядывая высокий потолок и прикрывая пальцами фонарик.

— Как ты думаешь, нас кто-нибудь слышал?

— Будем надеяться, что нет.

Они на цыпочках стали подниматься по лестнице. На первой площадке за дверью начинался низкий сводчатый коридор. Лампы, спрятанные в нишах, проливали желтый свет на плитки пола.

Эмили вздрогнула.

— Это похоже на какое-то подземелье.

В стене был ряд дубовых дверей, оснащенных зловещего вида железными накладками и тяжелыми защелками. Во всех дверях были решетки, предположительно для того, чтобы в давно ушедшие века тюремщики могли наблюдать за несчастными пленниками. Ник подошел к ближайшей двери и заглянул внутрь.

На полу покоилось тело, руки, выпростанные вперед, лежали в луже крови.

В одно мгновение все кошмары Ника, все страхи, которые он гасил в себе, потрясли его сознание одним мощным ударом. Он упал на колени, и его вырвало. Все было напрасно.

Но и в своем отчаянии он понимал: что-то тут не так. Он поднялся и заставил себя заглянуть через решетку в сумеречную камеру еще раз.

Страх обманул его. Это была не Джиллиан.

Он увидел на теле длинный белый халат, который отчасти и объяснял его ошибку — он принял его за платье. В крови была лишь половина лица, что тоже вначале ввело его в заблуждение. Это был мужчина. Монах в сутане, затянутой на поясе веревкой. Ник увидел тонзуру над единственным пулевым отверстием в его лбу.

Отчаяние так быстро сменилось облегчением, что его чуть снова не вырвало. Он заставил себя рассуждать трезво. Кровь вроде бы была свежей — лужа все еще увеличивалась в размерах. Тот, кто это сделал, не мог уйти далеко.

Краем глаза он увидел Эмили, которая шла к нему, тоже собираясь заглянуть через решетку. Он остановил ее.

— Не надо.

Она смерила его недоуменным взглядом, но настаивать не стала. Он переместился к следующей двери, готовя себя к новым ужасам. К счастью, там не оказалось трупов. Одно помещение было уставлено бочками с маслом, что показалось Нику опасным в замке, где хранится средневековая библиотека. Он ощущал пары, проникающие через решетку. По стенам второго помещения тянулись книжные полки. Следующая камера была пуста, хотя на стенах он разглядел темные пятна. Давние или свежие?

Ник подошел к последней двери. Мокрые брюки прилипали к его ногам, мешали идти; адреналин уходил из крови. Внутренний голос кричал ему: не подходи! Он заглянул через решетку.

На полу сидела молодая женщина, опустив голову на колени. Лицо ее закрывали волосы, а на обнаженных руках виднелись синяки. Вероятно, она почувствовала движение у двери и подняла голову.

— Ник?

LXXX

Майнц, 1455 г.

— Тебе сюда нельзя.

Фуст смотрел на меня сквозь дверное окошко, он так прижался лицом к двери, что грубая его кожа почти слилась с деревом.

Я не понял.

— Это что — шутка?

— Ты нарушил условия нашего контракта. Я требую возврата моих денег.

Я все еще не мог уразуметь происходящее. Как курица, которая бежит по двору с хлещущей из перерезанного горла кровью, я продолжал говорить, словно участвовал в некой беседе, основанной на здравом смысле.

— Сколько, ты говоришь, я тебе должен?

— Две тысячи гульденов.

Я расхохотался, как безумный. Просто не знал, что мне еще делать.

— Ты же знаешь, у меня нет таких денег. Каждый мой грош вложен в Библии. Все, что у меня есть, заложено в счет будущих продаж.

Он бесстрастно разглядывал меня.

— Если ты не в состоянии заплатить, то вся твоя собственность конфискуется. Я сам возглавлю работы и закончу Библии.

— Да как ты можешь? — Тысячи вопросов вылились в один.

Фуст предпочел дать ответ в самом узком, прагматическом смысле.

— Люди знают, кто платит им жалованье. Они закончат работу. Я встречусь с тобой завтра, чтобы обсудить все это.

Он захлопнул окошко.

Десять лет надежды обернулись катастрофой в одно мгновение. Я молотил кулаками в ворота с такой силой, что чуть не снес их с петель. Я обвинял Фуста во всех смертных грехах, а вокруг начали собираться и глазеть на меня прохожие. Никто не посочувствовал мне, никто не вышел из Хумбрехтхофа, хотя все в доме наверняка слышали мои крики.

Израсходовав весь свой гнев, я отправился домой.

Мы встретились на винограднике, что на холме неподалеку от церкви Святого Стефана. Когда я в последний раз был здесь, участок представлял собой слякотную площадку. Теперь все было обнесено каменной стеной, и виноградные лозы выросли уже мне по пояс. На следующую весну они будут плодоносить в первый раз. А через год из винограда можно будет давить вино. Мне хотелось срезать их и сжечь.

По предложению Фуста мы пришли со свидетелями. Я почти что выбрал Каспара, но в последний момент передумал и пригласил Киффера, мастера пресса. Фуст привел Петера Шеффера. Они с Киффером стояли у стены и наблюдали, а мы с Фустом прохаживались между лоз, еще не покрывшихся листвой.

— Мне жаль, что так все получилось, — сказал он.

Он смотрел на меня непреклонным взглядом человека, уверенного в своей победе и уже готовящегося к следующей битве. На вершине холма за ним не было ничего, кроме пустого серого неба.