Человек понял, что он в ловушке. Он перешел на шаг, потом остановился. Ник проскользил немного по обледеневшей дорожке и замер, сохраняя расстояние между ними. Когда противник повернулся к нему лицом, Ник поднял пистолет. Они стояли молча между деревьев в снегу. Их, словно дуэлянтов, разделяла дюжина шагов. Но пистолет был только у одного.

— Кто ты? — прокричал Ник.

Ночь, казалось, поглотила его слова.

Человек не ответил. Он посмотрел на рюкзак, который все еще оставался в его руке, потом отпустил его, и тот упал в снег у его ног. Это движение отвлекло внимание Ника — и в этот момент итальянец сунул руку во внутренний карман. Ник словно прозрел. Он поднял пистолет, ощущая холодок в животе и понимая, что совершил роковую ошибку. Но его палец замер на спусковом крючке.

Нет, человек вытащил из кармана не еще один пистолет. В руках у него оказался лист бумаги. Неловкими пальцами он сложил его несколько раз, а потом принялся рвать на куски.

— Стой! — прокричал Ник.

Крохотные кусочки бумаги падали на землю, словно снежинки. Ник прицелился. Но он не мог хладнокровно выстрелить в человека.

Неожиданный луч света пронзил пространство за его спиной. По реке поднимался баркас, и капитан не желал рисковать в темноте. Через секунду Ник будет отчетливо виден, как актер на сцене. Он опустил пистолет, прижал руку к ноге. Ни он, ни его противник не могли заставить себя пошевелиться, словно олень в луче фар на дороге.

Баркас поравнялся с ними. Река здесь была такой узкой, что его корпус почти касался берега. Палуба была всего в каком-то футе под ногами Ника. Огни прожекторов осветили парк, ослепив Ника. И в этот момент итальянец прыгнул. Он рывком перенес тело через ограду и камнем свалился в баркас. Ник подбежал к ограде, но увидел только бьющие ему в глаза лучи.

У него за спиной раздался хруст снега, и он резко повернулся. По парку бежала Эмили, ее дыхание клубилось в ночи.

— Где он?

Ник показал на баркас, исчезающий за поворотом реки.

— Ушел.

Он подошел к валяющемуся на снегу рюкзаку, оглядел все вокруг. Когда глаза привыкли к темноте, он понял, что может собрать несколько клочков бумаги, горкой лежащих на снегу. Он подобрал один. Это была обычная офисная бумага с обрывками слов.

— Что это?

— Что-то важное. Когда я загнал его в угол, он постарался избавиться от этого листка.

Они присели, вглядываясь в снег и дрожащими руками собирая клочки бумаги. Хорошо, что нет ветра, подумал Ник. Они собрали все, что удалось найти, стряхнули снег и уложили в кармашек рюкзака Ника. Эмили с сомнением посмотрела на эти намокшие обрывки размером с конфетти.

— И вы думаете, это нам чем-то поможет?

Ник поморщился. Свет города, отражаясь от снега, придал его лицу какое-то дьявольское выражение. «Я собираю отдельные части в одно целое».

— У нас есть способ. Справимся.

LVI

Мы разъединим все на части и соберем заново.

Освобождая зверей из плоской клетки их медной дощечки, Драх мог сделать любую карту по своему выбору. Даже если бы осталось всего одно животное, он мог бы множить его в нужном количестве на одну и ту же карту. Система являлась не только совершенной, но и бесконечно гибкой.

Идея эта была не новой. Зачатки ее возникли, когда мы разделили дощечку с индульгенцией на четыре абзаца. Но на этом мы не остановились. Как-то днем я насчитал три тысячи семьдесят четыре отдельных знака в индульгенции. Мы отольем их все отдельно и соединим на одной странице, словно тысячу душ одной церкви.

Гансу Дюнне этот план не понравился.

— Каждый раз, сталкиваясь с проблемой, ты предлагаешь решение, которое порождает новые проблемы, но не избавляет от прежней, — остерег он меня.

Однако он заработал на мне больше сотни гульденов, делая медные дощечки, которые рождали столько проблем, а потому я не обратил внимания на его слова.

Каспару идея тоже не понравилась.

— Ты ничего не видишь, кроме своих проблем. Хочешь забраться на гору, пересчитав камушки. Ты всю жизнь потратишь на усложнение этого ремесла до такой степени, что от него не будет никакого проку.

Поздним октябрем мы с ним шли по лесу, напоминавшему пожар: вокруг нас, подрагивая на ветерке, разными цветами горели листья — ярко-алым, красным, желтым и оранжевым. Время для путешествия было опасное.

— Но даже если тебе что-то и удается, то все оборачивается так, как с зеркалами, — корил меня Каспар.

После смерти Андреаса Дритцена произошло много событий. Его брат Йорг подал в суд, прося признать его участником нашего партнерства, — и проиграл. Судья присудил ему пятнадцать гульденов. Паломничество в Ахене прошло, святыни убрали еще на семь лет. Какое-то число зеркал, которыми улавливались священные лучи, было куплено у меня. Но не много. Во-первых, нам пришлось продать немалую часть наших металлов для уплаты процентов по моим долгам. Во-вторых, нас одурачил капитан барки, и к тому же с нас неоднократно сдирали грабительские пошлины, а потом на каждой излучине нас ждали представители ахенской гильдии. К тому времени, когда все завершилось, водопад олова и свинца, который я приготовил, чтобы запрудить Рейн, иссяк до ручейка. Приток золота ко мне претерпел такую же судьбу. После того как я оплатил все расходы, рассчитался с инвесторами и долгами, включая и пятнадцать гульденов Йоргу Дритцену, остались кошкины слезы.

Каспар ужасно не любил, когда на его замечания не реагировали. Он попытался в третий раз.

— И отправляться в путь в такое время — чистое безумие. Я слышал, что неделю назад Брейсгау сровняли с землей. Они там запалили деревню и зажарили всю живность на углях. Говорят, что и жителей зажарили, а потом и сожрали.

Меня пробрала дрожь. Вот уже несколько месяцев местность вокруг Штрасбурга была наводнена дикарями, арманьякцами [37] или «дурачками», остатками великой армии, которая мародерствовала по всей Европе, служа то одному герцогу, то другому. Нечестивым сговором французского короля, германского императора и Папы Римского они были направлены в Швейцарию на разграбление Базеля: король хотел избавиться от них, император планировать присоединить к своим владениям Швейцарию, а Папа спал и видел, как положит конец собору, который Эней и его единомышленники проводили вот уже десять лет. Швейцарцы встретили их во всеоружии и ценой немалых жертв нанесли им поражение. Оставшиеся арманьякцы бежали, мечом и огнем прошлись по берегам Рейна, устроив бойню, равную — по слухам — только апокалипсису. На окраинах Штрасбурга они появились весной. Много тысяч людей погибли.

Лес потерял свою красоту. Я вглядывался в чащу, пытаясь увидеть, что там мелькает за пламенеющей листвой.