— Вы можете его спасти, — сказал генерал.
— Вы его отпустите?
— Избавим от боли. Он сможет умереть спокойно.
У нее были свои кошмары, связанные с пленом, похожим на плен этого хейдла или детей — разлученных с домом, связанных и увлекаемых все глубже и глубже в подземный лабиринт.
— Хорошо, — сказала Али.
Почти всю жизнь, еще задолго до того, как она спустилась под землю и вернулась на поверхность, Али искала Слово, древний знак, символизировавший рождение человечества. И по иронии судьбы поиски человечности теперь ведут ее в камеру пыток. Она спаслась от пособников дьявола лишь затем, чтобы самой сыграть эту роль.
— Ради детей, — прошептала она.
Ее хотели нарядить в одежду хирурга — белый халат и маску, — но Али отказалась.
— У него проказа, — предупредил генерал. — Ремни и отсутствующие пальцы не должны вас обмануть. Он плюется, кусается. Никому не дает приблизиться к себе.
— Все должны быть в халатах и масках?
— Обязательно. — Затем генерал понял, что она имеет в виду. — Очень хорошо. Как знаете.
— Ручка у вас есть? Лучше небольшой чернильный маркер. И зеркало. А еще немного еды и воды.
Генерал отдал распоряжения по интеркому. Али собрала волосы в пучок на затылке. Через минуту принесли фломастер и зеркало. Она отошла от окна к свету и принялась рисовать узоры на лице.
Али писала виртуальную книгу вокруг рта и глаз, тщательно выбирая символы. Скорее всего, хейдл неграмотен. Уже несколько столетий, как они разучились понимать собственный язык, но вид знакомых глифов может успокоить его.
На лбу она нарисовала два симметричных символа дня и ночи, а над ними извилистую змейку реки. На каждой щеке появилась спираль. Если Али не ошибается, спирали являются принадлежностью шамана или ведьмы. Два вытянутых ромба у крыльев носа означают расстояние или время. Для подбородка Али выбрала дух животного — подземной рыбы. Вспомнив символы в туннеле на острове Святого Матфея, она украсила ладонь буквой «алеф».
Генерал никак не отреагировал, когда Али повернулась к нему. За свою жизнь он видел разный камуфляж. Или просто был готов к чудачествам ученого. А может, адепта Нового века из Сан-Франциско.
— Я пойду одна.
— Ни в коем случае.
— Он и так напуган.
Генерал пристально посмотрел на нее.
— Тогда вот ваш жучок.
Помощник принес крошечный наушник, позволявший слышать генерала. Али чувствовала себя агентом ФБР.
— Проверка, проверка, — произнес генерал.
— Громко и отчетливо, — кивнула она.
— В комнате установлены микрофоны. Мы будем слышать каждое произнесенное вами слово. Говорите с нами. Я буду обращаться к вам. — Генерал направился к маленькому холодильнику в углу. — Неважно, какая еда? — Он достал чей-то ланч: сэндвич с мясом, печенье и маленькую упаковку молока.
— Мясо.
Али выбрала сэндвич и молоко. Потом подумала, вернула сэндвич и взяла пакетик вяленого человеческого мяса. Генерал хотел было возразить, но промолчал. Теперь это ее шоу.
Они вышли из комнаты и приблизились к двери камеры. Раскраска на ее лице, похожая на татуировку маори, вызвала удивленные взгляды двух охранников из военной полиции.
— Я буду наблюдать через окно. Если вам понадобится помощь…
Али сняла туфли и вошла — босиком, одна. Воздух в комнате пропитался знакомым запахом хейдла — так пахнет выделанная оленья кожа, долго лежавшей на сухой земле. Еще сильнее было зловоние заживо гниющей плоти. В Средние века запах проказы сравнивали с запахом козла.
Пленник медленно повернул голову. Мышцы век у него были парализованы, и глаза все время оставались открытыми — вероятно, из-за поражения нервов. Взгляд розовых глаз становился осмысленным; хейдл освобождался от усыпляющего воздействия лекарств или от оцепенения, похожего на то, каким пользовался Айк. Муж научился этому трюку за долгие годы плена, и Али видела, как недолгий отдых и медитация позволяли ему не спать несколько дней, оставаясь бодрым и свежим.
Али остановилась и вежливо опустила взгляд, позволяя хейдлу составить о ней представление. Айк обучил ее основам их поведения и культуры. Взгляд в глаза — без приглашения — может быть опасен. Лучше всего молчать. Али ждала. Наконец хейдл негромко прищелкнул языком, что означало одобрение, по крайней мере временное. Она подняла глаза.
Хейдл был истощен. Над ним хорошо поработали. Рана в животе не оставляла шансов на жизнь. Теперь Али поняла, что красная тень на простыне — след от пота. Он потел кровью.
Однако при виде узоров на лице Али глаза хейдла сверкнули. Внезапно он высунул язык. Словно на приеме у врача. Али ответила на приветствие.
Уродство хейдла по большей части объяснялось болезнями, широко распространенными на земле в Средние века. Руки и ноги больше похожи на ласты — пальцы съедены проказой. Нос провален. На голове пульсирует сеть голубых вен. Полиомиелит так сильно искривил ноги, что Али удивлялась, как он вообще смог добраться до поверхности.
Череп пленника напоминал уплощенный треугольник: широкие скулы, затем сужение и тупая макушка, что выдавало в нем потомка Homo erectus. Характерны также нависающие надбровные дуги, словно к лицу приклеены очки. Однако, как и у Homo sapiens, изменившегося по сравнению с далеким предком, у Homo hadalis имелись свои особенности, связанные с вечной тьмой и жизнью в каменном лабиринте.
Нетрудно догадаться, почему рыбаки приняли его за морского льва. Его кожа была безволосой и бледной, как у рыбы, а проказа съела ушные раковины, оставив «собачий профиль» с длинной шеей и маленьким подбородком.
Теперь Али заметила обезьяний хвост или все, что от него осталось, — вроде второго пениса. Проказа оставила от него лишь обрубок, но это был настоящий хвост или, если точнее, развитие того рудимента хвоста, с которым рождается каждый человек. Наука утверждала, что приобретенные черты не могут повторять более ранние, утраченные формы. Вот очередное исключение, которое подбросила им субтерра. В данном случае реликтовый хвост развился полностью. Он вилял из стороны в сторону.
Процесс образования рогов, имевший место в некоторых регионах подземного мира планеты, у этого хейдла практически не был заметен. Небольшие наросты на коже лба напоминали волдыри.
Али пыталась рассмотреть то, что скрывалось за разрушительным действием болезни и времени. Тело хейдла покрывали шрамы, свидетельствовавшие о короткой, но нелегкой жизни. Несмотря на старческие мешки под глазами, сгорбленную спину и изъеденную раком безволосую кожу черепа, его возраст, по всей видимости, не превышал двадцати трех лет. Значит, ему было тринадцать, когда эпидемия опустошила подземные туннели.
Хейдл что-то произнес шелестящим шепотом, сопровождавшимся странными щелчками, которые встречаются в языке южноафриканских бушменов племени сан или кунг. Тихий, почти музыкальный звук. Али разобрала одно-единственное слово: «я». Дело сдвинулось.