— Я, — пришлось мне покаяться.
— Надо бы тебя посадить на пятнадцать суток за хулиганство.
Идея мне не понравилась.
— Что это вы взялись мне «тыкать»? — сурово поинтересовалась я.
— Хочу и «тыкаю». После того, что ты со мной сделала… — Он кряхтя выбрался из ванны, зло поглядывая на меня.
— Надеюсь, насчет пятнадцати суток ты пошутил?
— Еще чего… чайник ставь… голова трещит, вот черт…
Мы прошли в кухню, я торопливо собрала на стол, бухнув на плиту чайник, Родионов курил, критически меня разглядывая, мне это надоело, и я спросила:
— Чего уставился?
— Где Упырь? — вздохнул Александр Сергеевич.
— Не знаю. Сбежал.
— Ага. И поговорить с ним ты не успела?
— Не успела.
— Само собой. А между прочим, он важный свидетель в деле об убийстве, а ты его прячешь. Я уж молчу, что это противозаконно…
— Он ребенок и очень напуган, а ты заладил как попугай: свидетель, свидетель. Тебе бы только…
— Найти убийцу, — ядовито перебил Александр Сергеевич, — чтоб твой Упырь мог спокойно на улицах безобразничать. Пей чай и рассказывай… — закончил он крайне сердито, а я протянула бумажку, которую дал мне Виктор.
— Я уже все рассказала, вот ему… В этот момент зазвонил телефон, я схватила трубку и услышала приятный голос Колесникова.
— Дарья, как у вас там, все спокойно?
— Да, — косясь на Родионова, ответила я. — Тут товарищ из милиции хочет с вами поговорить.
— Какой товарищ? — удивился Колесников. — Откуда его черт принес?
— Он… э-э… сам вам объяснит. — Я сунула трубку Александру Сергеевичу и стрелой вылетела с кухни. Когда я туда вернулась, мой гость пил чай и смотрел в окно.
— Вот и рассвет, — сообщил он невесело.
— Да, — дипломатично согласилась я.
— Этот, из отдела, он молодой? — задал совершенно неожиданный вопрос Родионов. — Я кивнула, а он опять вздохнул. — И неженатый?
— Нет, по-моему. Вроде бы один живет.
— Так я и знал. — Я подождала немного, может, он перестанет вздыхать и объяснит, что имел в виду, но, как выяснилось, делать это Александр Сергеевич не собирался. Допил чай и направился к входной двери. — Передай Петровичу от меня привет и скажи, что он на пенсии мозгов лишился.
— Ничего такого я ему передавать не буду. Про Петровича тебе Колесников разболтал?
— Зачем мне твой Колесников, и так ясно. Вы тут все одна команда… Чистая мафия. Вот уж район… — Вздохнув еще раз напоследок, Александр Сергеевич покинул мою квартиру, а я загрустила, потому что совершенно не знала, что теперь делать, то есть не в данный момент, конечно, в данный момент разумнее всего лечь спать, раз я ночь напролет таскалась по улице и занимала себя длительными разговорами. Упырь в безопасности, и слава богу, но главной проблемы это не решает. Главная проблема — убийца, который бродит на свободе и, между прочим, намеревается от меня избавиться. Колесникова больше занимает транзит наркотиков, чем смерть Зюзи, а Родионов ничего не знает ни про господ кавказцев, ни про Колю Турка, и сможет ли он выйти на убийцу, это еще вопрос. Конечно, если бы Колесников все ему рассказал… но почему-то я в этом сомневалась. Просидев часа два на кухне, я, так ничего и не решив, отправилась спать.
Утром на работу я отправилась позднее обычного и возле гастронома увидела «Москвич» Петровича — он сворачивал в переулок. Петрович тоже меня заметил, притормозил, открыл окно и спросил:
— Ты чего хмурая какая?
— Так… не спалось, голова болит.
— С Колесниковым поговорила?
— Ага.
— С толком?
— Вроде бы…
— Ну и слава богу…
— Родионов страшно разозлился, что мы Упыря спрятали, говорит, он важный свидетель.
— А пусть докажет, что спрятали, — фыркнул бывший участковый, а я вздохнула:
— Он говорит, что мы мафия… Петрович даже в лице переменился.
— Ну, Сашка… да я ему уши надеру, мерзавцу…
— Опоздал ты годков на пятнадцать, — напомнила я, и мы оба загрустили.
— Сказал и сказал, — подумав, заявил Петрович. — Поступать надо по совести, мальчишка напуган, в милиции его никакие силы небесные говорить не заставят, а в деревне он в безопасности. Только вот что, Дарья, сестра у меня святая, но Упыря и святой долго не выдержит, так что поторопиться надо…
— Чего? — не поняла я.
— Чего-чего, убийцу надо поскорее найти, вот чего.
— Я, что ль, его искать буду?
— А мужики-то что говорят? — почесав за ухом, спросил он.
— Колесников велел помалкивать о том, что я знаю, а Родионов злится.
— Ясно, всю жизнь одно и то же, — разволновался Петрович. — Друг дружку подсиживают, вместо того чтобы… — Тут он, должно быть, спохватился, что такими словами наносит вред безупречной репутации органов, и прикусил язык. А я насторожилась и задала вопрос, который мучил меня всю ночь:
— Думаешь, стоит все рассказать Родионову? — Вопрос поверг Петровича в раздумье.
— Да леший их знает, — ответил он в сердцах. — Сунешься с языком, а у них там секретная операция… с другой стороны…
Что там с другой стороны, я так и не узнала: появился огромный джип и, решив, что «Москвич» ему сильно мешает, начал истошно сигналить. Петрович проехал вперед, освобождая дорогу, но для джипа это оказалось недостаточным, и сигнал взвился в поднебесье на самой высокой ноте, Петрович громко выругался и свернул в родной двор, а я, махнув рукой на прощание, пошла в школу.