— Ну, какой разговор. — Петрович посмотрел на часы. — Давай часа в три встретимся в моем кабинете… в его то есть. Потолкуем. С Упырем надо что-то решать. Зарвался парень.
— В три? — Я тоже взглянула на часы.
— Придешь?
— Приду.
Я поднялась и, кивнув Кузе, зашагала к кустам. Андрея Коломейцева я помнила упитанным, веснушчатым мальчишкой, который вечно ныл и не давал покататься на своем велосипеде. А вот теперь он, оказывается, наш участковый. Впрочем, я тоже довольно давно не играю в «классики», и если я за это время успела закончить институт, то и Андрюхе ничто не мешало сделать то же самое. Выбравшись из кустов, я огляделась и, сунув в рот два пальца, по-разбойничьи свистнула. Надо сказать, свистеть я умею мастерски, вызывая тем самым зависть у мужского населения района младше пятнадцати лет. Но и без того я человек в нашем районе довольно известный. Семь лет назад обо мне часто писали газеты, и не только областные. Я занималась художественной гимнастикой и кое-чего в этом виде спорта достигла. Правда, олимпийского «золота» так и не увидела. В девятнадцать лет, возвращаясь с дачи, я попала в аварию, и с большим спортом пришлось проститься. Поначалу это было нелегко, но раскисать я себе не давала, окончила институт и начала работать тренером в своей спортивной школе. Год назад, когда наш директор по состоянию здоровья ушел на пенсию, я совершенно неожиданно для себя оказалась на его месте единогласным решением коллектива, которое, что еще более неожиданно, охотно поддержало начальство. Забот на меня свалилось столько, что горевать об олимпийском «золоте» просто времени не было. И теперь, размышляя о своей жизни, я могла с убежденностью сказать: что бог ни делает, все к лучшему. Свистнув, я еще раз огляделась и вскоре заметила, как дрогнули ветви кустов напротив. Кузя тоже заметил, хотел тявкнуть, но, посмотрев на меня, флегматично отвернулся.
— Чугунок, — позвала я не слишком громко. — Вылазь.
Ветки раздвинулись, появилась невероятно чумазая физиономия, затем очам моим предстал Чугунок в полный рост, в драных шортах, ядовито-красной майке и спросил опасливо:
— Петрович где?
— Ушел. Кто сигареты украл? Воровать дело опасное. Могут по рукам дать, а курить вредно. Вроде бы мы с тобой беседовали на эту тему?
— Ага, — кисло ответил Чугунок. — Сигареты Валька спер, а я третий день не курю. В завязках. Я слово держу, ты ж знаешь.
— Знаю. Только чего ж Петрович за тобой припустился? Еще и ногу подвернул.
— Петрович ко мне придирается. Я тебе еще в тот раз говорил: чуть что, сразу Чугунок.
— Классно заливаешь, я сейчас прямо заплачу. — Он наконец приблизился, протянул мне ладонь, торопливо вытерев ее о штаны, и сказал:
— Здорово, Дарья.
— Здорово. Отойдем-ка в сторонку для разговора…
— Воспитывать будешь? — кисло поинтересовался он.
— У тебя мать есть.
— Теперь еще и папаша объявился. Ванька Косой, что у гастронома побирается, к мамке моей прибился, а вчера, не поверишь, говорит мне: Васятка, ты, говорит, Васятка, меня отцом зови. Отцом… вот умора. На хрена, скажи, мне такой папаша? Мне и мамки за глаза хватает.
— Мамка самогонкой торгует?
— Само собой.
— У нас участковый новый, предупреди мать, пусть поаккуратней.
— А наш Петрович?
— На пенсии.
— Дела. — Чугунок погладил Кузю и со вздохом заметил:
— Новая метла по новому метет. Поговоришь с ним?
— Поговорю.
— Ага… Мы ведь без этой самогонки с голоду подохнем.
— Знаю, — кивнула я. Мы немного помолчали, мысли у обоих были невеселые.
— Как у Сеньки глаз? — спросил Чугунок, которого по-настоящему звали Васькой.
— Нормально.
— Ага… Не лез бы он к Упырю. Ведь тот нарочно его дразнит.
— Не лез…а фотография?
— Пусть девчонка еще раз ему фотографию пришлет.
— Не в этом же дело, — вздохнула я.
— Понимаю. — Мы опять замолчали. — Дарья, — шмыгнув носом, сказал Васька. —
Упырь в наш универсам повадился.
— Зачем? — не сразу сообразила я, занятая печальными мыслями.
— А ты подумай. Мать у него запойная, а пожрать он любит. Только я тебе ничего не говорил.
— Само собой. Ты сегодня Упыря видел?
— Конечно. В парке, на его обычном месте. — Васька еще раз погладил собаку и, кивнув на про-щание, растворился в районе гаражей. А мы с Кузей направились в парк.
Если честно, встречаться с Упырем мне совершенно не хотелось. Во-первых, потому что его физиономия сразу же напоминала мне о собственной глупости: будь я чуть умнее, наш район не страдал бы от выходок этого гаденыша, во-вторых, я была убеждена, что взывать к его совести дело зряшное и мы с Кузей понапрасну теряем время. Именно по этой причине всю дорогу до парка я хмурилась и тяжко вздыхала, так что Кузя сначала поглядывал на меня с недоумением, а потом и вовсе скис. Перед Кузей было стыдно, две недели назад, когда он занозил лапу я, оказывая медицинскую помощь, советовала ему быть оптимистом, хотя пес еще несколько дней после проведенной операции неловко скакал по двору на трех лапах. Советы давать легко, а как до дела дошло, оказалось, что у меня самой этого оптимизма кот наплакал. Кузя по доброте душевной напоминать мне об этом не стал, но я все равно сочла нужным пояснить:
— Если б дело касалось меня… а тут Сенька. Он же ребенок.