— Какой человек? — Тут мне стало совершенно понятно, что я жестоко заблуждалась; очень может быть, что героин с Турком — дело рук липового нищего, потому что, ясное дело, никакой он не сотрудник правоохранительных органов, а самый настоящий жулик, а может, кто и похуже.
— Караул! — заголосила я.
Виктор схватил меня в охапку, зачем-то закрыл мне ладонью рот, я с перепугу укусила его, он взвыл, а потом рявкнул:
— Какой, к черту, нищий?
В конце концов я смогла успокоиться и объяснить, что к чему. Мы кинулись искать нищего, прочесали все кладбище, потратив на это несколько часов, но проклятый «язвенник» как сквозь землю провалился.
Поздно вечером я ворочалась в своей постели с боку на бок и пыталась понять, что здесь все-таки происходит. Я была уверена, что нищий из отдела по борьбе с организованной преступностью, но Колесников о нем знать не знает. Выходит, он из противоположного лагеря. А зачем бандиту рисовать на руках жуткие язвы и бродить грязному по кладбищу? Ясно, что не просто так, должна быть цель… Конечно, он сторожил сокровище, то есть наркотик, чтобы его кто-то ненароком не свистнул. Героин был в гробу Турка… Стоп, неувязочка: в гробу Турка был сам Турок. Может, был еще один гроб? Один зарыли, а другой спрятали в склепе? Незаметно доставить гроб на кладбище дело нелегкое, а вот вырыть гроб из могилы и перетащить его в склеп по соседству вполне возможно. Но тогда чепуха получается: если в гробу Турок, зачем его выкапывать и тем более зачем нищему его сторожить? И тут в голову мне пришла потрясающая идея: покойников-то было двое. И первого тоже хоронили в закрытом гробу… Я вспомнила про случай, о котором говорил Родионов: якобы кто-то звонил Морозу и утверждал, что Турок жив. Кому это надо, еще вопрос, но ясно, что конкуренту Мороза. И гроб свистнули, чтобы придать этим заявлениям достоверность. Если я права, то интерес Мороза к могиле дружка вполне понятен, так же, как и появление на кладбище ребят с лопатами. А что, если все еще более запутанно, к примеру, кто-то весьма ловко водит Мороза за нос, а он не знает, где героин? Я вскочила и бросилась вон из дома к троллейбусной остановке, где был телефон. Само собой, Родионов спал и мне совершенно не обрадовался.
— Чего тебе не спится? — спросил он обиженно.
— Я знаю, где наркотик, — заявила я. — Он во втором гробу.
— Еще один гроб? — вздохнул Сашка.
— Конечно, ведь покойников было двое, Турок и тот, кого взорвали в машине. Спорю, что он тоже из команды Мороза. — Ну…
— Героин в его гробу, а всю эту кашу с Турком заварили, чтобы сбить нас с толку. В общем, так, нужна еще одна эксгумация. Чем скорее, тем лучше, иначе второй гроб тоже свистнут, и тогда героин уже никогда не найдем. — Тут я сообразила, что героин — это вовсе не Сашкина забота, а Колесникова, чертыхнулась, повесила трубку и набрала номер Виктора. Отозваться он не пожелал. — Работнички, — рычала я еще с полчаса, танцуя у телефона и набирая номер безо всякого толку, после чего, ругая на чем свет стоит родную милицию, отправилась спать.
Разбудил меня Кузя. Он жалобно скулил во дворе, а мне в голову полезла всякая чушь, а ну как пес запутался в веревке? На привязи он сидеть не привык, далеко ли до беды? Кое-как одевшись, я выскочила во двор и смогла убедиться в том, что пес жив-здоров, а скулит и рвется к калитке, должно быть, от скуки. Увидев меня, Кузя утроил рвение, а я покачала головой.
— Вот уж действительно: с кем поведешься, от того и наберешься. Веди себя прилично, — сурово прикрикнула я и вернулась в комнату. Пес не унимался и поэтому все в доме поднялись раньше обычного.
— А где Данила? — удивился батюшка, когда мы втроем сели пить чай. Я заглянула к Даниле: комната пуста, кровать выглядит так, что вряд ли на ней отдыхали этой ночью. — Неужто опять загулял? — разволновался отец Сергей, вышел на крыльцо и принялся звать:
— Данила…
Услышав это имя, Кузя пришел в неистовство, лаял и бросался на калитку. Сенька подскочил к нему, отвязал веревку от ошейника. Кузя одним прыжком преодолел препятствие в виде палисадника и бросился по аллее, точно за ним гнались все кладбищенские привидения. Сенька припустился за ним, а мне ничего не осталось делать, как бежать за Сенькой. «Кузя спятил, — с тоской думала я. — С чего бы приличной собаке так вести себя?» Я-то думала, что пес решил покинуть кладбище, оттого и летит сломя голову, желая вырваться на свободу (Васькино дурное влияние), но Кузя неожиданно свернул к аллее бандитской славы и начал вести себя еще более странно. Замедлил бег, то и дело оглядывался на нас и громко скулил. Через минуту стало ясно, отчего его так разбирало: возле склепа с ангелами лежал Данила. Пес подскочил к нему, ухватил за рукав ветровки и принялся трясти, а я, приказав Сеньке: «Стой, где стоишь!» — кинулась к Дьяконову, бормоча про себя: «Не дай бог, покойник».
Данила лежал, уткнувшись лицом в землю, волосы на его затылке покрылись коркой, и я, сообразив, что это кровь, приготовилась орать «караул», но тут Данила громко сказал:
— Ох, блин. — А я перекрестилась:
— Слава тебе, господи, обошлось.
К нам уже спешили батюшка и невесть откуда взявшаяся Пелагея. Вчетвером мы подняли Данилу и, точно бревно, поволокли к дому. Он то стонал, то давал ценные советы, как ловчее себя нести, и я абсолютно уверилась, что жить он будет.
Уложив Дьяконова на кровать в его комнате, мы с Пелагеей, отправив Сеньку вызывать врача, промыли рану на голове и смогли констатировать, что хотя крови он потерял предостаточно, но в худшем случае отделается сотрясением мозга. Данила продолжал стонать, а я настолько успокоилась, что решила задать вопрос:
— Что случилось?
— А пес его знает… — вздохнул Дьяконов. — Под утро на крыльцо вышел, что-то не спалось мне. Пойду, думаю, покурю, подышу свежим воздухом, как вдруг вижу, от калитки идет кто-то…
— От какой калитки? — нахмурилась я.
— От той, что на Красномилицейскую выходит.
— И ты ее с нашего крыльца увидел? — съязвила я, а Данила обиженно засопел:
— Ну, был грех. Вчера одному мужичку мебель помог разгрузить, дал он мне на бутылку. Я-то думал, Богородице свечей к празднику поставлю, но человечье естество во мне верх взяло над духовными соображениями, и я повлекся…
— За бутылкой, — подсказала я.