Было странно слышать, что имя Энни произносят весело, без той мрачной торжественности, которая, как, вероятно, считало большинство, требовалась Хью. Она умерла пять лет назад, но, поскольку он впервые с тех пор приехал в Штаты, все разговаривали с ним так, будто это случилось только вчера. Льюис был в этом отношении хуже всех. Он, казалось, боялся даже упоминать ее имя, как будто с Хью мог случиться нервный припадок.
В этот момент Хью вновь обратил внимание на Огастина. Тот казался совершенно ошеломленным всем этим счастливым разговором о большой любви. Его лицо исказилось от боли. Конечно, Рэйчел никак не могла знать о случившейся трагедии и о том, что он причастен к ней.
— Давайте выйдем на крыльцо, — предложил ему Хью.
— Незачем, — отрезал Огастин. — Я думаю, мы уже все обсудили.
— Хотя бы выпейте пива.
— При других обстоятельствах согласился бы с удовольствием. — Могучие руки Огастина безвольно свисали вдоль туловища.
Хью не настаивал. Человеку предстояла долгая ночь наедине с собственной душой. Притом Огастин дал гораздо больше, чем получил. Сам того не зная, он подтвердил законность присутствия здесь Льюиса и Хью. Теперь он уходил с пустыми руками. Хью решил пустить все своим чередом.
— Не теряйте надежду, — сказал Льюис. У него был непривычно робкий вид. Он отлично знал, что произносит пустые слова.
Рэйчел смотрела на мужчин, озадаченная их состоянием.
Огастин кивнул.
— Когда будете там… Если что-нибудь увидите… — Он не стал договаривать. К тому времени, конечно, будет слишком поздно что-нибудь предпринимать.
— Мы сообщим, — пообещал Хью.
— Вот и прекрасно.
Огастин повернулся и направился к выходу, лавируя между барными табуретами. Хью провожал его взглядом, пока за ним не закрылась дверь.
— Что все это значило? — спросила Рэйчел.
Льюис бросил Хью предупреждающий взгляд.
— Он из администрации парка. Хотел кое-что узнать.
Рэйчел была далеко не дурой.
— Он больше всего похож на смерть с косой.
— Сегодня произошел несчастный случай, — нехотя сообщил Льюис.
— Ага, на Эль-Кэпе, — кивнула Рэйчел. — А вы думали, что я ничего не узнаю?
Загоревшиеся было глаза Льюиса потухли.
— Это произошло у вершины, — сказал Хью. — Три женщины. Одна упала. Спасатели пытаются выяснить подробности.
— Три женщины?
Казалось, что Рэйчел больше удивил не сам несчастный случай, а то, что он произошел с женщинами. В старые дни подруги довольствовались тем, что разбивали лагеря и загорали до одури на берегах реки Мерсед. Они служили наградой для мужчин, возвращавшихся с высоты. Если женщина обвязывалась веревкой, то лишь для какой-то очень короткой и легкой прогулки, например для пикника над обрывом.
— И что хотел рейнджер?
— Он не рейнджер, малышка, — сказал Льюис.
Рэйчел уставилась на него.
— Я нашел одну из этих девушек, — сказал Хью.
Сразу же в его памяти возникли две дочки Льюиса и Рэйчел. Они давно выросли и уехали от родителей, но все же…
— И вы все равно хотите туда лезть?
— Это же совсем другое дело, — сказал Хью. — Они пытались пройти каким-то новым маршрутом. Мы совершаем круг почета на Анасази. Сейчас там не ходят разве что паралитики в креслах.
Эти слова не убедили ее.
— Сегодня погибла девушка. На Эль-Кэпе.
— Они совершали первопрохождение. По-настоящему первое. Совершенно неизведанным маршрутом.
— А когда вы вдвоем проходили стену Анасази тридцать лет назад — что, как вы думаете, все говорили? Абсолютно то же самое. Неизведанный маршрут. Безумие.
Хью замолчал.
— Мы не собираемся превышать скорость, — сказал Льюис.
— Вспомните хотя бы о своем возрасте, — огрызнулась она на мужа.
— Мы помним. И вообще — горя бояться, счастья не видать. Так что вперед! Эль-Кэп — наша старая танцплощадка. Немного виагры для души.
— Льюис, боже мой… — Ее голос прозвучал очень грустно.
Вновь появился бармен. На сей раз он держался почтительно, чуть ли не братски. Разговор незнакомых стариков с Огастином резко повысил их статус в его глазах. Рэйчел заказала стакан австралийского вина.
Переворачивать фотографию было уже поздно. Эль-Кэп занял главное место на столе. Они сидели молча, пока не появилось вино.
— Девочки, — произнес наконец Хью. — Ваши дочки. У вас, конечно, есть их снимки.
Рэйчел вздохнула. У нее на шее висела на блестящих тесемках совсем маленькая, похожая скорее на бумажник сумочка (очень шикарная). В ней оказались кредитная карточка, губная помада и несколько фотографий.
— Вы только посмотрите! — восхитился Хью. Дочери оказались настоящими красавицами. — Давайте рассказывайте о них.
— Начиная с этого семестра наше гнездо официально опустело, — сказал Льюис. — Триш закончила Бакнелл, а Лиз перешла на третий курс Техасского университета.
— Янки и мятежники в одной семье, — заметил Хью.
— Бизнес и техника. — Рэйчел указала по очереди на обе фотографии. — Никакой философии. Никакой поэзии. Похоже, что Эзра Паунд наконец-то помер.
Она не могла выразиться яснее. Дочери строили свою жизнь независимо от Льюиса. И Рэйчел, по-видимому, тоже. Хью внезапно понял, что она собиралась оставить Льюиса. Она не сказала ему об этом напрямую. Но Эль-Кэп занимал важное место в ее стратегии, в противном случае она не стала бы утруждать себя приездом.
Льюис встал. Рэйчел осталась сидеть.
— Как, мы все еще в состоянии подняться в четыре утра? — спросил он.
— Я буду готов, — отозвался Хью.
— Есть подняться в четыре ноль ноль. — Рэйчел поднесла ладонь к виску.
Хью встал было со стула, но она схватила его за запястье.
— Нет, ты не уйдешь. Мне еще нужно допить вино, а у Льюиса будет возможность непрерывно общаться с тобой всю следующую неделю. Я думаю, что я заслуживаю того, чтобы потратить на меня полчаса. Или ты не согласен?
Хью поднял ладонь свободной руки: сдаюсь — и снова сел.
— Постарайся заставить ее понять, — сказал Льюис Хью и добавил, обращаясь к Рэйчел: — А ты сделай милость, не убивай моего посла.
Как только Льюис ушел, Рэйчел распрямила свою лебединую шею и выдохнула.
— Это наше великое воссоединение. Льюис, правда-правда, хотел, чтобы оно свершилось. Чтобы все было как раньше.
— Я знаю.
— Из этого, конечно, ничего не может получиться. Мы выросли, по крайней мере некоторые из нас. А Энни вообще нет на свете.