Повторный вызов заставил его протянуть руку.

— Вы меня слышите? — произнес голос. — Говорите.

Хью высунулся из спального мешка и дотянулся до рации.

— Я вас слушаю, — сказал он. — Мы всё там же. Вы меня слышите?

— …Решил, что мы вас потеряли.

Хью с трудом разбирал слова, заглушаемые ревом урагана, срывавшегося с вершины. Чтобы понять, как обстоят дела, пришлось напрягать слух. Спасательная группа вновь заняла позицию на краю вершины.

— Повторите, — потребовал он. — Повторите еще раз.

— Мы нашли нашу отметку, — орал руководитель спасателей. — …Еще не собрали систему… Состояние Кьюбы?

— Без изменений, — сказал Хью. — Она все еще без сознания.

— …стабильно. Приготовьтесь к… — Окончания фразы он не уловил.

— Повторите.

— …Бросать линь.

Они идут. Им было нужно, чтобы он был готов поймать тонкий канат, который они будут бросать с носилок.

— Вас понял, — сказал Хью. — Мы готовы. Когда примерно будут носилки?

В рации затрещало статическое электричество. Затем раздался другой, хорошо знакомый голос.

— Держись, Гарп, — проухало в динамике. — Кавалерия уже на марше.

— Льюис?

Меньше всего на свете Хью ожидал услышать этот голос. Но потом он понял, вернее, решил, что понял. Льюис, вероятно, отправился в штаб рейнджеров, чтобы узнать последние новости, и они решили посадить его на связь.

— Ты, наверно, очень постарался, чтобы выбрать такую обалденно веселую погоду, — съехидничал Льюис.

— Все уже почти закончилось, — поспешил заверить друга Хью.

— Нет, концерт закончится только после выступления примадонны. Так что, братец, приготовься купить мне бифштекс.

И только сейчас до Хью дошло, что же происходит на самом деле.

— Ты и есть доброволец?

Рев ветра заглушил несколько слов.

— Вы, жалкие костлявые людишки. Кто-то должен вытаскивать вас, когда вы попадаете в задницу.

Хью никак не мог осознать происходящего.

— Льюис, что ты делаешь?!

Льюис, очевидно, пригнулся, чтобы укрыться от ветра. Его голос внезапно зазвучал очень четко.

— Рэйчел дождалась меня, Хью. Она передумала. Не спрашивай меня почему. Или ты что-то сделал, или я чего-то не сделал. Не знаю. Теперь мы провернем эту ерунду. Я дошел до счастливого финала.

— Этой ночью?

Хью почувствовал, что голова у него идет кругом, и чем дальше, тем сильнее. Он не ответил на намеки Рэйчел, после чего она решила вернуть себе Льюиса. Теперь Льюис был здесь и готовился спуститься на носилках.

— Мы несколько часов наводили мосты, — продолжал кричать Льюис. — Она вернулась. Ты спас мне жизнь, дружище.

Это меняло все на свете. Вместо какого-то незнакомца в бездну собирался спуститься Льюис. Хью оглянулся, внезапно почувствовав сильнейшую тревогу. Кьюба была травмирована, изголодавшаяся и обезвоженная. Но у них имелись для нее и вода, и пища. Хью мог ухаживать за ней. Следовало ли опасаться, что она умрет? Вряд ли. Она молода. Уже сейчас она выглядела заметно лучше.

— Не делай этого, Льюис. — Он лгал спасателям, чтобы заставить их изменить решение и возобновить операцию. Теперь же он почувствовал силу бури и понял их опасения. А самое главное — смертельной опасности подвергался Льюис.

— У меня нет выбора, кореш. И Рэйчел сказала то же самое. Это ради Энни.

Стены палатки хлопали все сильнее. Платформа сотрясалась. Дела становились все серьезнее. Хью нажал на кнопку передачи.

— Я ошибся, — сказал он. — Она не ранена. Она спит. Мы ввели ей наркотик. Все под контролем. Мы вполне можем продержаться. Сейчас спускаться нельзя. Повторяю: отмените спуск. Приостановите операцию. Вы меня поняли?

Они его не поняли.

Льюис оставался Льюисом — он продолжал тараторить, заглушив слова Хью.

— …Так что, святой ты мерзавец, за тобой приедет лучший человек на…

— Приостановите… — повторил Хью.

Но в эту секунду случилось именно то, чего все время боялся Огастин: батарея разрядилась полностью. Хью вновь надавил на кнопку и ошалело уставился на рацию. Он привел в движение громоздкий механизм и лишился возможности его остановить.

27

Утлый плот так и швыряло на волнах ветра. Скорчившись у самой стены, уцепившись одной рукой за петлю, пристегнутую к якорной веревке, Хью открыл рацию и засунул батарейку на живот, в тепло. В Гималаях они спали, держа рации на теле, чтобы сохранить заряд. Но, увы, эта батарейка разрядилась полностью.

Он потряс рацию и швырнул ее о стену, как разъяренная горилла. Слишком поздно, говорил он себе. Слишком поздно. Льюис уже начал спуск в воздушный Мальстрём, и Хью никоим образом не мог воспрепятствовать этому.

Немного повозившись, он распустил шнуровку на одном углу палатки и высунул голову наружу, чтобы предупредить Огастина. От увиденного он сразу похолодел. В луче его фонаря Огастин, казалось, уплывал в кромешный мрак вместе со своей мертвой возлюбленной.

Одетый в парку, в перуанской шерстяной шапочке, с чистыми белыми носками на руках, он лежал, натянув на ноги пустой мешок из-под снаряжения, крепко привязав к себе труп Анди. Никакого применения для гамаков он не нашел. Но, повинуясь вошедшему в плоть и кровь принципу альпинизма — никогда ничего не выбрасывать, — он прицепил их к веревкам якоря, и теперь гамаки раздувались и метались на ветру, как яхтенные спинакеры [39] во время шторма.

Хью светил на него фонарем, орал, но Огастин ничего не видел и не слышал. Он плыл в никуда через шторм на своем привязанном к берегу утлом ялике. Возможно, мысленно он двигался навстречу дню или же просто пролагал курс через черную как смоль Долину.

Измученный творящимся безумием, Хью вернулся в ненадежную палатку. Привалившись к скале, упираясь коленями в спящую Кьюбу, он попытался определить собственное состояние. Он был измучен бессонницей, недоеданием и жаждой. Его руки болели, в горле сильно першило от кашля, в груди саднило из-за того, что он несколько дней дышал дымом. Завывания ветра сделались оглушительными.

Он поднялся на большую высоту, не щадя себя в борьбе, преодолевая все препятствия и ужасы, которые Эль-Кэп выставил на его пути. Он нашел объяснение всему, что пыталось повредить его разум. Он разгадал доносившийся неизвестно откуда шепот, и полуночные крики баньши, и развязывавшиеся узлы, спасся от нападения Джошуа и уцелел в пожаре. Он раскладывал все странные случаи в отдельные клеточки памяти, словно яйца, наклеив на каждый ярлык то ли случайности, то ли игры воображения, и шел дальше, делая вид, что стены всего лишь берут с него свою обычную дань.