Венди встала из-за стола и направилась в туалет. Сьюзен, опережая вопрос Розель, коротко бросила:
– Обычный спор.
Розель кивнула:
– Вижу. Как тебе уже сказала Джеральдина, можно организовать закрытое слушание дела, ты только скажи. Когда узнают, что он сделал с Венди, тебя оправдают, Сью. Хочешь ты меня слушать или нет, но Венди может и должна помочь тебе, ей самой станет от этого легче. Неужели ты не понимаешь таких простых вещей, Сьюзен? Этого ребенка гложет чувство вины. Она хочет прийти к гармонии сама с собой. Хочет снять с души камень.
Сьюзен молчала. Она была далеко отсюда: стояла в своем маленьком домике и смотрела на мертвое тело мужа.
– Она больше не ребенок, Сью, – продолжала Розель. – Она женщина. Барри позаботился об этом. Теперь все зависит от тебя, Сью. Ты должна дать ей понять, что уважаешь ее как личность. Как взрослого человека, способного принимать собственные решения. Худшее случилось с ней, Сьюзен, а не с тобой. Она должна сама справиться с этим, иначе Барри снова одержит победу.
Сьюзен промолчала. Ей нечего было сказать. Вернулась Венди и нежно улыбнулась матери.
– Мне так не хватает тебя, мама. Мне нужно сбросить с души этот груз. Но я не смогу сделать это, если ты будешь продолжать меня выгораживать. Я хочу, чтобы правда открылась. Хочу, чтобы люди узнали, что произошло на самом деле.
– Никому не нужно знать об этом, дорогая. Венди посмотрела прямо в глаза матери:
– В тот вечер он сказал мне, что я не его дочь. Он сказал мне, что дедушка – мой настоящий отец. Мне нужно знать правду, мама. Неважно, если она окажется ужасной.
Сьюзен покачала головой.
– Твоим отцом был Барри. Мне очень жаль, что не могу сказать ничего другого, дорогая, поверь мне.
Венди кивнула:
– Я так и думала. Но мне нужно было убедиться. Ты же понимаешь почему, да?
Сьюзен грустно кивнула:
– Конечно понимаю, милая. Вот потому-то и хочу, чтобы все поскорее закончилось. Чтобы тебе не пришлось снова и снова думать об одном и том же. Со временем это померкнет в твоей памяти, обещаю тебе. Я сделаю все, что в моих силах, родная.
Венди тяжело вздохнула:
– Как бы ты ни старалась, мама, но ты не можешь изменить правду. Ты можешь скрывать ее, прятать, но правда все равно останется правдой, что бы ты ни говорила. – Венди пристально посмотрела на Розель. – Я убила отца. Не она. Это была я. Я убила его бутылкой из-под бренди. Он был уже мертв, когда она пришла домой. Правда, мама?
Сьюзен молча смотрела на чашку с остывшим кофе. Ей было нечего добавить.
Розель сидела у себя в гостиной и потягивала бренди. Она до сих пор находилась в состоянии крайнего шока. Почему ей самой не пришло это в голову? Почему у нее ни разу не возникло ни малейшего подозрения, что Барри могла убить Венди? Но, с другой стороны, с чего бы возникнуть таким подозрениям? Как можно подозревать в этом девочку? Венди была ребенком, жертвой.
Сейчас перед ними стояла почти неразрешимая дилемма. Если Венди расскажет правду, а, судя по всему, именно так она и хотела поступить, девочка может оказаться в гораздо худшем положении, чем она думает. Ее упекут за решетку так же, как и ее мать, но только в ее случае все будет иначе. Она слишком молода для суда и слишком молода для тюрьмы, так что ее отправят в какую-нибудь детскую колонию.
Розель зашла в спальню и посмотрела на спящую девочку. Казалось, признание сняло камень с души Венди. Теперь она выглядела спокойной и умиротворенной. Даже миссис Иппен почувствовала что-то. Она практически беспрекословно разрешила Венди остаться на ночь у Розель.
Розель налила себе бренди и сделала глоток. Бедная Сьюзен абсолютно невиновна. Розель позвонила Ивану:
– Мне нужен номер ее телефона, и как можно скорее… – Она улыбнулась в трубку и вежливо сказала: – Конечно, Иван, я прекрасно понимаю, который сейчас час. Но, черт возьми, это очень срочно!
Она положила трубку и, сев на диван, закурила. Ночь обещала быть чертовски долгой.
Сьюзен лежала на койке. Она была в смятении. Итак, Венди все рассказала. Хотя Сьюзен доверяла Розель, как самой себе, но она знала, что тайна – уже не тайна, стоит ею с кем-либо поделиться. Правда могла быть ужасной вещью. Иногда она могла принести больше вреда и проблем, чем ложь.
Мать и отец научили ее этому. Она прикрыла рукой глаза и вздохнула. Мэтти соскользнула со своей кровати и встала на колени возле Сьюзен.
– Я думала, ты на меня за что-то обиделась, Мэтти. Ты не обмолвилась со мной ни словечком с тех пор, как я вернулась со свидания.
Мэтти не сразу заговорила с ней. В полумраке комнаты Сьюзен видела, как горят ее глаза.
– Тебе мало того, что ты увела у меня друзей? Теперь ты решила еще и адвоката забрать? Вот как ты решила отблагодарить меня за мою доброту и дружбу. – Мэтти говорила тихим, зловещим голосом. – Я как подумаю, с чем я была вынуждена смириться, когда пришлось делить камеру с особой, которую я не взяла бы даже в уборщицы. Но я решила помочь тебе, взяла тебя под свое крылышко. А ты оказалась как и все остальные, – мразью, гнусной мразью.
– Ты о чем?
Только таких разборок не хватало сегодня Сьюзен. Мэтти ухмыльнулась:
– О, я знаю, какую игру ты затеяла. Я хорошо знаю таких, как ты, Сьюзен. Вы любите все грести под себя. Я дарю тебе свою дружбу, а ты, как и все остальные, используешь меня. Но на сей раз тебе это даром не пройдет. Я скорей убью тебя, Сьюзен, чем позволю забрать у меня все.
Сьюзен молчала. Она почувствовала прикосновение холодного металла к своей шее и поняла, что это нож. Она слышала приближающиеся к их камере шаги надзирательницы, совершавшей обход. Скоро откроется заслонка окошка и в камеру заглянет бдительное око, убедиться, что все в порядке. Порядком здесь и не пахло, но вряд ли Мэтти позволит Сьюзен сообщить об этом.
– Виктор совершил ту же ошибку… Болтал обо мне со всякими людьми. Говорил, что я изменилась к худшему. Но я не изменилась, ни капельки не изменилась… просто прекратила притворяться. Притворяться, что все так замечательно, что я люблю его, забочусь о нем. Ты не можешь представить, как тяжело притворяться, будто тебе не безразличен противный, занудливый мужик. Иногда я зевала ему в лицо… а он притворялся, что не замечает. Теперь я хочу разобраться с тобой. Ты провернула сделку за моей спиной и увела Джеральдину. Она больше не хочет работать со мной, и все из-за тебя. Я почувствовала это во время нашего разговора. Видишь ли, ей некомфортно со мной, потому что она во мне видит себя. Собственно, как и вы все.
Открылась заслонка, и голос тихо спросил:
– Все в порядке?
Мэтти ответила с готовностью:
– Да-да, мы болтаем. Не спится.
Заслонка опустилась, и надзирательница, тяжело ступая, пошла дальше. Сьюзен притихла. Она боялась вздохнуть, чтобы не вывести Мэтти из себя. Внезапно Мэтти снова заговорила: