Он пожал плечами. Тяжелая пауза наконец была нарушена.
– Не знаю. Джорджи Диксон, приятель Дэви, дал мне таблетки посильнее тех, что мне давали в больнице. Говорит, они боль как рукой снимают, и от них появляется хорошее настроение. В больнице меня пичкали всякой мурой. Даже боль от комариного укуса не пройдет от этих больничных таблеток.
Джун ухмыльнулась:
– Когда поймешь, что пора, скажи. Тогда примешь парочку и запьешь глотком виски, а потом я тебя положу в кроватку баиньки. Ладно, милок?
Дэбби посмотрела на потолок. Бесконечная сексуальная возня родителей за стенкой ее просто достала. Они занимались этим в любое время дня, и все было слышно. Ее просто тошнило от этого. Но она любила рассказывать, как ее родители трахаются, своим подружкам, и те помирали со смеху.
– Не забывай их принимать, сынок, – наставительно произнесла Айви. – Болеутоляющие – прекрасная вещь. Думаю, это лучшее изобретение после алкоголя, честно. А как раньше бедные люди снимали боль? Бедняга выпивал бутылку виски, и ему обыкновенной пилой отпиливали распроклятую больную ногу, во как! А обрубок замазывали варом, чтобы из него не текла кровь. А кровь так и хлестала! Так и хлестала, фонтаном до потолка…
Не выдержав, Дэбби перебила ее. Она почти кричала:
– Хватит, ба, мы уже представили себе, как все происходило!
Джоуи отхлебнул из стакана и засмеялся:
– Послушаешь тебя, мамаша, и понимаешь: нет, теперь мы совсем не те, что были раньше. Помнишь того – как его звали? Он работал на семью Дэли, пытал людей. – Размахивая ножом, он продолжил: – Настоящий мастер своего дела. Теперь-то он в Бродмуре и работает там садовником, как я слышал. Однажды он мне объяснил, что откусывал секатором большие пальцы на ногах, чтобы люди делались хромыми. Понимаете, если у человека нет на ногах больших пальцев, он все время теряет равновесие, спотыкается и падает.
Айви осклабилась. Ей такие разговоры нравились. Они ее волновали.
– Главное – его нельзя было огорчать.
Джун засмеялась, за ней Дэбби.
– Еще бы, это ведь он отрезал уши Элфи Арчеру куском битого стекла за то, что тот заложил Гарри Петерсена, – сказала Джун. – Помнишь его, мам? Огромный Гарри – скандинав, докер?
– Конечно помню. Золотые были денечки, правду сказать. Теперь все другое. Теперь воры уже не в том почете. Даже Дэвидсоны и Баннерманы не принадлежат к высшим слоям, как воры былых лет. Те своих не обижали. Помню, во время войны они всегда заботились о том, чтобы у нас были на столе кусочек бекона, яйца, ну, словом, что покушать, сами понимаете. И люди держали за них мазу, уважали, значит. Не то что теперь, когда завелись мальчишки, которые торгуют наркотиками. Как Барри, к примеру. Говорят, он подторговывает наркотиками.
Старуха кинула пронзительный взгляд на Сьюзен. Девочка, сжав зубы, отразила атаку бабушки:
– К твоему сведению, Айви, он наркотиками не торгует. Он предоставляет заниматься такими делами типам вроде Джорджи Диксона. Это у него папа берет таблетки.
Джоуи засмеялся, глядя, как две женщины переругиваются, не желая уступать друг другу. Айви не сдавалась:
– Это не наркотики, а лекарства. Правда, ведь лекарства, сынок?
Джоуи кивнул.
– Но ты больше не гуляешь с Барри, не так ли, Сьюзен? Ведь ты послушаешься своего старого папку, верно, девочка? Если моя мать говорит правду, то ты поступишь правильно и вовремя. Торговцев наркотиками скоро всех накроют. Дэви давно присматривает за ними, и Баннерманы тоже.
Сьюзен посмотрела отцу прямо в глаза:
– Что это значит? Будет разборка?
Смерив дочь взглядом, Джоуи грубо рявкнул:
– Вот именно, милая моя. И от этого зависит, какая еда будет у нас на столе! Запомни это!
Откровенная ненависть в глазах Сьюзен взбесила его. Он ощутил, как ярость наполнила его. Кровь хлынула в голову. Нет, не сегодня, подумал он. Не надо терять голову – уж слишком хорошее у него настроение.
– Ладно, мне надоело сидеть тут в вашей компании и слушать перебранку. У меня свидание, – заявила Дэбби.
Своей репликой она хотела отвлечь внимание от Сьюзен и таким своеобразным способом помочь ей.
– С кем ты собираешься пойти погулять? – спросил Джоуи ласковым голосом.
– С Мики Шэндом. С сыном, а не с отцом, естественно. Все захохотали.
– Хорошая девочка. Очень приличная семья. Значит, его папка вышел?
Дэбби радостно кивнула:
– Да, наверно, десять дней назад. Они устроили такую вечеринку, прямо карнавал, и все такое… Такая была умора.
Джун улыбнулась:
– Слышала, слышала. Сама хотела туда пойти, но тут были такие дела… – Она не закончила.
Джоуи схватил ее руку и крепко сжал.
– Ну, теперь все будет в порядке, любовь моя. Наши дела пойдут в гору. Хочу купить дом, вот что я задумал.
Сьюзен ухмыльнулась и ехидно сказала:
– И как он будет называться? «Воровское гнездо»?
Кинув на нее быстрый взгляд, Джоуи нанес ей удар кулаком в лицо. Джун и Дэбби вскочили и оттащили ее от стола.
– Не надо, Джоуи! Успокойся! Она нагрубила, ты ее наказал. Не хватало еще, чтобы девчонка испортила нам такой день.
Джун вытолкала Сьюзен из гостиной и поволокла в комнату. Там, закрыв за собой дверь, она грубо швырнула ее на кровать.
– Меня тошнит от тебя, Сьюзен. Ты не представляешь, до чего ты мне сегодня опротивела.
Сьюзен терла челюсть, по которой пришелся удар отца. Там уже успела образоваться шишка.
– Ты сама напросилась на такое обращение с тобой. Какого хрена ты его заводила? Сама знаешь, какой он.
– Да, знаю, и ты тоже знаешь. Тогда зачем ты вернулась к нему? То же будет и с тобой. Будешь получать от него подзатыльники и пинки.
– Он и не думал сейчас драться, это ты его нарочно завела. Вот что я тебе скажу – в следующий раз, когда ты его по-настоящему разозлишь, он свернет тебе шею.
Сьюзен закрыла глаза. От удара в челюсть у нее раскалывалась голова.
– Как только мне исполнится пятнадцать лет, я выметусь отсюда.
Джун засмеялась:
– Думаю, у нас будет полно времени, чтобы это обсудить, Сью, но пока что ты должна научиться держать язык за зубами.
Она резким движением повернула к себе лицо дочери и вгляделась в него.
– Ничего страшного, это не смертельно. Но предупреждаю: не заводи его, да и меня тоже. У меня и без тебя хватает проблем. Так что не создавай мне новых.
Джун ушла. У Сьюзен полились из глаз слезы. Она ненавидела отца всей душой. Но теперь и к матери появилось недоброе чувство. Джун навсегда потеряла уважение Сьюзен. Этот день стал концом нормальных отношений между матерью и дочерью, началом долгой, нескончаемой борьбы между ними, – борьбы, которая будет длиться до гробовой доски.