– Вот только этого мне сейчас и не хватало, когда у малыша зубы лезут как ненормальные. Охренеть можно. Хорошо еще, что плита газовая.
Девочки вбежали в кухню:
– Свет погас, мам, и телевизор выключился.
Сьюзен удивилась:
– Если бы вы мне не сказали, я бы в жизни этого не заметила.
Девочки захихикали:
– Тебе повезло, мам, что у тебя есть мы, раз ты сама не можешь ничего заметить.
– Принесите-ка мой кошелек. Там осталось немного мелочи. Посмотрим, сможем ли мы включить вам обратно телик, – сказала Дорин.
Они выбежали через заднюю дверь, Сьюзен едва сдержала слезы.
– Ты слишком добра ко мне, Дорин. Что бы я без тебя делала?
Дорин прижала ее к себе и попыталась разрядить обстановку:
– А на что тогда нужны друзья?
Как нарочно раздался громкий плач маленького Барри, который вскоре превратился в дикий рев, и Сьюзен опрометью выскочила из комнаты. Она едва успела достать его из кроватки и начать укачивать, как зажегся свет. Спускаясь по лестнице, она обдумывала создавшееся положение. Нужно срочно найти Барри и разобраться в чем дело. У нее промелькнула мысль, что, может быть, он ушел к другой женщине. Сьюзен не надеялась на такую благосклонность судьбы. Если бы он только ее оставил, она готова сидеть на хлебе и воде. По крайней мере, можно получить пособие по безработице и, зная свой скромный доход, рассчитывать бюджет самой. Сейчас же она не знала, на что жить, хотя Барри зарабатывал хорошие деньги. Один Господь Бог ведал, куда он их девал, поскольку в карманах у него всегда было пусто. Ее золото и все, за что могли дать сотню-другую, уже заложено, и она не питала никаких надежд вернуть что-либо обратно.
Посадив Барри в манеж и велев девочкам смотреть за ним, Сьюзен вернулась на кухню. Дорин налила чай и курила сигарету. Сьюзен находилась на грани отчаяния. Кругом требовались деньги. Несколько сотен, отложенных на черный день, пришлось тоже истратить. В доме – шаром покати, одежда износилась, обувь порвалась, а опухшие ноги влезали только в старые шлепанцы. Следующий ребенок был на подходе, Барри пропал, и она не знала, что делать. Утром детей будет нечем кормить. В этот момент Венди вошла на кухню.
– Мам, у меня со дня рождения сохранились три фунта. Ты можешь их взять.
Сьюзен с благодарностью посмотрела на нее.
– Спасибо, доченька.
Дочь молча протянула деньги. Сьюзен их не взяла, тогда малышка положила монеты на стол. Затем она вернулась назад в комнату и села рядом с манежем маленького Барри. Венди веселила его тем, что закрывала лицо руками, притворяясь, что ее нет, затем неожиданно раскрывала ладошки и говорила ему: «Бу!» Он бурно радовался.
Сьюзен посмотрела на лежащие перед ней деньги. Вскочив с места, она сказала Дорин:
– Посмотри, пожалуйста, за моими пару часов.
– А ты куда?
Сьюзен улыбнулась:
– Я тебе потом скажу.
Пробежавшись расческой по волосам и натянув старое пальто, она покинула дом с тремя монетами, спрятанными в кармане.
На Розель было сногсшибательное открытое блестящее платье, которое она купила в этот день на Риджент-стрит. Чувствовала она себя в нем великолепно, а выглядела еще лучше. Барри пригласил ее в китайский ресторан на Грик-стрит, который работал всю ночь и славился тем, что в три часа утра там можно было шикарно позавтракать или поужинать – кому как больше нравилось. Там также имелась небольшая комната для любителей игры в карты, и Розель не терпелось добавить адреналина в кровь.
А теперь Барри говорит ей, что должен ехать домой и уладить кое-какие дела. Он постоянно стонал по поводу своей жены. Говорил, что они не разводятся только из-за детей, что она – ужасная транжира, которой сколько ни дай денег, все равно промотает. Это продолжалось бесконечно. И вот теперь, когда Розель хотела выйти в свет, ему загорелось ехать домой.
– Все в порядке, Барри, я пойду с девочками. Они все равно собираются в «Стейдж». Я присоединюсь к их компании.
«Стейджем» называлось местечко в Брикстоне, расположенное чуть в стороне от Рейлтон-роуд, или, как еще называли эту улицу, «линии фронта». Это был заброшенный дом, в котором круглосуточно работал ночной клуб. Инициатор создания этого заведения заколотил окна, устроил импровизированный бар, организовал музыку и сделал вход платным.
Получилось отлично. Ты мог курить, накачиваться наркотиками и «улетать» сутки напролет.
Розель знала, что Барри терпеть не может, когда она туда ходит, и именно поэтому сказала ему, что пойдет в «Стейдж». Элементарная женская месть.
На сцену вышла стриптизерша и начала вращаться вокруг шеста под сингл группы «Слейд». Музыка гремела нестерпимо. Барри наблюдал за стриптизершей, удивительно уродливой брюнеткой с прыщавым лицом, горбатым носом и огромнейшей грудью.
Когда он подошел к бару, Розель там уже не было, а выйдя в фойе, Барри попал в самый настоящий кошмар. Ничего подобного ему даже в страшном сне не могло привидеться. В фойе стояла Сьюзен в своем необъятном пальто, огромная, как само мироздание. На голове у нее было нечто, напоминавшее гнездо какой-то небывалой птицы, а ее расплывшиеся формы вместе с недавно полученной шишкой на лбу предстали на обозрение всему заведению.
В довершение к этому унижению рядом со Сьюзен стояла Розель, сказочно красивая, словно только что сошедшая с обложки модного журнала, и внимательно слушала то, что ей рассказывала жена Барри. Заметив мужа, Сьюзен широко улыбнулась и дружелюбно помахала рукой.
– А вот и он, милая, спасибо за помощь.
Сьюзен улыбалась Розель, и та улыбалась в ответ, однако в улыбке Розель читались грусть и презрение. Обе смотрели на Барри, а он мечтал о том, чтобы земля разверзлась у него под ногами и он провалился в преисподнюю.
Внешний вид Сьюзен соответствовал ее состоянию. Барри больно ранило появление жены. Она выставила его на посмешище всему клубу. Он увидел ее глазами Розель: плохо подстриженные волосы, которым явно не хватало ухода и заботы, грузное, расплывшееся тело, лишенное всякой косметики лицо, огромный живот, недвусмысленно говорящий о том, что она снова ждет ребенка. Он увидел ее обгрызенные ногти на красных, огрубевших руках с въевшимися следами домашней работы. Он увидел ее огромные груди, которые доставали почти до живота и для поддержки которых требовался бюстгальтер с таким количеством металла, что из него можно было бы собрать танк. Он увидел ее желтоватые зубы. Увидел ноги – без колготок, с месячной щетиной и уже хорошо заметными признаками варикозного расширения вен.
Сьюзен обратилась к Розель, верно угадав в ней важного для Барри человека. Ей никогда и в голову не пришло бы ревновать его к другой женщине, мстить ей или злиться. Сьюзен была слишком добра. Он понял, что Розель ожидала увидеть сущую стерву с пастью словно Дартфордский туннель, наглую и самоуверенную. В конце концов, именно так он всегда описывал свою жену.