– Многие слова, употребляемые вами, мне неизвестны, – заявил шар. – Однако, насколько я могу предположить на основе прошлого опыта, вы, по-видимому, хотите знать, являюсь ли я разумным существом естественного происхождения или искусственно созданным такими существами устройством?
– Вот именно, тварь зеленая, бабушку твою об косяк, – сказал Меншиков с самой обаятельной улыбкой.
– Я – искусственно созданное устройство, – сказал шар. – Слуга. Интеллект низок. У вас имеются другие вопросы?
– Масса. Почему я здесь? Кто меня сюда доставил и зачем?
Шар безмолвствовал, словно народ в известной пьесе.
– Что, харя, и эти слова тебе неизвестны?
– Известны, – сказал шар. – Но вопросы относятся к категории запрещенных. Задавайте другие, разрешенные.
– Здесь есть другие люди?
– Другие люди есть.
– Я могу встречаться с ними?
– Можете.
– Гулять по двору?
– Можете.
– Взбираться на дерево?
– Неосуществимо.
– Дать по чавке твоим хозяевам?
– Не понял, что именно вы хотите им дать.
– Не имеет значения. – Меншиков подумал, что этот круглый тупица с академически правильной речью, безусловно, скрасит ему заточение. – Наблюдают ли за мной, когда я нахожусь в своей комнате?
– Нет необходимости.
– Зачем же ты здесь, морда?
– Чтобы вмешаться, если вы захотите прекратить свою жизнедеятельность.
– И только?
– И только.
Милая моя жестянка, подумал Меншиков с непритворной нежностью, золотце ты мое, ведь если ты не врешь – это удача, о которой мы мечтать не могли. Предупреждать попытки самоубийства – логично… Значит, дорогой мой мячик, когда понадобится, я раздавлю тебя, как гнилой орех, а ты и не успеешь понять, что произошло. Судя по всему, твои хозяева всецело полагаются на свою стену – как и я полагался бы на их месте. И не предусмотрели скорого визита вооруженного до зубов профессионала – я на их месте тоже не мог бы предусмотреть…
– Что произойдет, если я попытаюсь тебя уничтожить?
– Неосуществимо, – отпарировал робот. – Я изготовлен из очень прочного материала. Удар по мне любой из ваших конечностей лишь причинит боль вашей конечности.
– А если я применю вот этот механизм? – затаив дыхание, Меншиков показал роботу бластер-дрель. Так, как стучало сейчас его сердце, оно колотилось до этого лишь два раза в жизни – когда двадцать лет назад он в темной комнате взял за плечи свою первую женщину и когда шестнадцать лет назад вышел к Сивым болотам Харгурака на первое самостоятельное задание.
– Неосуществимо, – сказал робот. – Устройство предъявленного вами инструмента мне визуально знакомо по встречавшимся ранее аналогичным образцам. Принцип действия: сверление твердой поверхности вращающимся с большой скоростью фигурным металлическим стержнем. На мое внешнее покрытие данное устройство не в силах оказать ощутимого воздействия.
– Кто-нибудь из твоих хозяев разбирал мой инструмент?
– Не было необходимости. Устройство было изучено ранее, довольно примитивно и интереса не представляет.
– Уж это точно, – хрипло сказал Меншиков. – Банальная штука, на кой ляд в ней копаться, право слово, ни к чему… Теперь можешь покинуть помещение. Нет, погоди. Я есть хочу.
– Обед через полчаса по звуку гонга. Столовую найдете легко, – сообщил шар, из него выползло тонкое щупальце, уцапало анкету и исчезло вместе с ней внутри шара. Дверь сама распахнулась перед роботом и захлопнулась за ним.
Меншиков, воровато повернувшись спиной к двери, отвинтил «фигурный металлический стержень», проще говоря сверло. Зеленый огонек индикатора показал, что оружие готово к бою. Итак, мы конны и оружны. Интересно, мой прочный толстячок, что останется от тебя после импульсно-лучевого удара…
Спрятав бластер, Меншиков вышел в коридор, взглянул вправо, влево. Десять дверей, по пять с каждой стороны. Справа коридор оканчивается окном во всю стену, слева – лестничной площадкой. У каждой двери задремавшим цепным барбосом лежит зеленый шар. Двери нумерованы – от одиннадцатой до двадцатой. Его дверь – номер семнадцать.
– Куда вы идете? – пошевелившись, спросил его персональный шар.
– Гулять иду. Чапать, шлепать.
– Первый этаж, голубая дверь.
Меншиков спустился на первый этаж, выглядевший почти так же, как его второй, – нумерованные двери, тишина и неподвижные шары. Только на первом этаже были еще две двери, голубые, с черными надписями: «Столовая» и «Выход».
Насчет стены он не ошибся – ворот не было, и стена сплошным кольцом окружала здание в форме буквы «Г»: длинная трехэтажная палочка – жилое крыло, одноэтажная короткая – столовая. Дорожка, выложенная зелеными квадратными плитками, описывала вокруг дома второй, меньший круг. Сначала Меншиков удивился, почему шар не последовал за ним, чтобы помешать ему разбить голову об стену, но вскоре обнаружил, что вдоль стены плавает в воздухе еще один шар, все время оказываясь между ней и землянином. Итак, цербер все-таки есть…
Небо почти сплошь заволакивал неприятный лиловый туман. Сквозь него мутно просвечивал белесый диск чужого солнца. Лишь в одном месте, над самой стеной, в разрыве марева виднелся клочок темно-синего, словно бы вечернего неба. Если туман стоит не круглосуточно, ночью можно попытаться определить по звездам, куда его затащили…
Заложив руки за спину, как и полагается заключенному, Меншиков бродил вокруг дома, смотрел под ноги и думал, почему робот уверял, что взобраться на деревья невозможно. Откуда тут земные деревья, кстати? Меншиков обернулся лицом к своей короткой тени, и тут его осенило.
Липы не отбрасывали тени, словно привидения из старинных сказок! И сам Меншиков, и дом, и шар, и стена – все отбрасывало тени, кроме раскидистых лип.
Меншиков быстро подошел к ближайшему дереву, хлопнул ладонью по стволу. Ладонь прошла насквозь, и спасатель пошатнулся, потеряв на миг равновесие. Не было никаких лип. Иллюзия. Голограмма. Вот уж воистину липа…
Он побрел дальше. Через несколько шагов в мозгу возникла странная заноза – так бывает, когда утром пытаешься вспомнить только что растаявший сон, но никак не удается. Что-то нужно было вспомнить немедленно – звук, движение, лицо, мысль? Что?
Ощущение, вот что. Меншиков прокрутил в обратном порядке мысли, догадки и впечатления невеселой прогулки и понял, что вспомнить нужно было ощущение твердого под ногой.
Плотная влажноватая земля хорошо сохраняла следы, и он сразу нашел подделку-липу, по которой пытался похлопать ладонью, то место, где он при этом стоял. Он опустился на корточки, стал просеивать в ладонях землю из своих следов.