три,
три.
Три стрелы.
Раз стрела.
Два стрела.
Джона Лета унесла, –
спел Владимир Высоцкий, хряпнул гитару о колено, и очень жаль, потому что у всех Гамлетов дурацкая привычка уходить слишком рано, как это ни больно, а самые лучшие поэмы написаны теми, кто по причине непоявления на свет никогда не писал стихов, и какого же черта вы притворяетесь прожженными циниками, если в глубине души поголовно мечтаете о чистой девушке и лунных ночах, чтобы замирало сердце? Темное это дело. Вы уверены, что папе римскому никогда не хотелось выбить окно из рогатки, а Никите Хрущеву – подразнить обезьяну в зоопарке? Уверены? То-то и оно. Вы их только копните, гадов, а там и окажется, что Цезарь мечтал вышивать крестиком, а Америку по пьянке открыли этруски, но хитрый Колумб взял в соавторы королевскую чету и потому обскакал всех, мать вашу так и разэтак, вперехлест через клюз, ебона бабушка, пять дядь и одна тетя…
– Голова не болит? – вежливо спросил Барон Суббота.
Гай медленно всплывал на поверхность. В голове прояснялось, ветер свистел за окном. Только не сойти с ума, господи, сказал он себе. Я – Олег Гай; вертолет, насколько я помню, разбился, не долетев до расчетной точки, но как я попал сюда?
Ведь я почти в центре Круга? Отсюда километров сто в любую сторону. Вот и попробуй выбраться…
Ему было страшно. Как никогда. По другую сторону незримой черты остались обеспечивающие безопасность страны и лично его ядерные ракеты, готовый всегда прийти на помощь уголовный розыск, ходившие по расписанию поезда, «скорая помощь» и многое другое. И все остальное. Здравый смысл в том числе. Иррациональное лезло из всех щелей, шипело в уши, Барон Суббота, злой дух гаитянских поверий, удобно устроился в единственном приличном кресле, а вчера по пыльной улице скакали кентавры, у которых был торс человека, а нижняя часть – от барса, и он все время боялся ночами, что Данута превратится в постели в нечто ужасное…
– Молчите? – сказал Барон Суббота. – Эх, европейцы, европейцы. Все-то у вас не как у людей. Не ждали, а оно вот пришло. Думали, в Европе без вашего позволения мышь не прошмыгнет, а появился Круг. Почитать вам Блока? Хорошо писал, паразит… Нет? Ну, я не настаиваю. Знаете, отчего на Марсе нет жизни? Потому что, будь она там, она бы задохнулась, ведь нужного количества кислорода в атмосфере Марса нет…
– Снова начинаете?
– Ага, – покладисто и невозмутимо признался Барон Суббота. – Иррационализм – это приятно. В рациональном материализме есть что-то от скучного домика немецкого бюргера, а иррационализм – нет, шалишь… Вот, например. Красные Вертолеты, в которых летают все эти шимпанзе, медведи и рыси и расстреливают людей с воздуха. Чистой воды сюрр, верно? У зверей не бывает вертолетов с пулеметами. А здесь у них пулеметы есть, вот и все. Галиматья-то не в вертолетах, а в том, что звери стреляют в людей. И только. Может быть, когда вы стреляли в зверей, зверям это казалось иррационализмом, а теперь они выдали вам вашу долю сюрра. Так-то, Гай. Такали мы, такали да и протакали, как гласит русская пословица. Или поговорка. И ни черта вы тут не поймете. Кстати, вы обратили внимание, что в Круге сексу отведено изрядно места? Намеки, виденьица с эротической подкладкой, Данута ваша… Вполне объяснимо, кутить так кутить. С точки зрения тюльпана, все ваши постельные упражнения, предшествующие дитю, – иррационализм в кубе. Для вас-то это удовольствие, а для бабочки или настурции – бред дикий. Как же в таких условиях говорить всерьез о контакте с альтаирцами? Сначала договоритесь с рыбами и цветами вашей собственной планеты. Объясните им свою жизнь. Разделайтесь со всеми относительностями. Входя во Вселенную, вытирайте ноги, иначе могут в шею вытолкать…
Он вытянул худую руку, поймал за конец свою последнюю фразу, не успевшую растаять в воздухе, и поиграл ею, перебирая слова, как четки.
И исчез. Запах его дорогого французского одеколона свернулся в комок и, пища, шмыгнул под кровать. Сплюнув, Гай потащился в ванную, почти с интересом прикидывая, что там на сей раз.
Ничего там такого особенного сегодня не было. Одно паскудство. Голубая ванна, вчера упорно показывавшая вместо отражения Гая Тадж-Махал и Кремль, теперь была полна до краев протухшей тинистой водой. Из воды торчала синяя распухшая харя утопленника – в его зубах, прихваченная за хвост, трепетала серебристая рыбка. Гай выжидательно взглянул.
– Были когда-то и мы рысаками… – хмуро сказал утопленник. Рыбка упала в воду и обрадованно ушла на глубину. Пожав плечами, Гай открыл кран и стал глотать пахнувшую хвоей холодную воду. Вот уже три дня вода пахла хвоей.
– Сучье это дело – тонуть, – признался утопленник и брезгливо понюхал воду. Вода воняла. – Неэстетично. Когда расстреливают, там хоть героизм проявить можно, а так… Вряд ли лорд Китченер тонул гордо. Никто гордо не тонет, все барахтаются, пузыри пускают, никто вниз не хочет, один Мартин Иден сумел красиво, и тот выдуманный. Красиво выглядела Джульетта, когда нож в себя вогнала, а вот если бы ее в грязной ванне топили…
– Русалки, – сказал Гай для поддержания разговора.
– Шлюхи, – веско сообщил утопленник. – И каждая девочку изображает. Навидался. Пять раз подхватывал. Вообще не то сейчас дно. Испакостили. Прежде тонула чистая публика – мореходы, флибустьеры, первопроходцы, одним словом, а после ваших двух мировых поднаперло швали. Половина русалок нынче с триппером. Или на худой конец с Треппером. У Нептуна трезубец сперли. Ваши морячки с «Варяга» Тихоокеанскую Республику Дна провозгласили, Посейдона, как нетрудового элемента, в Северный Ледовитый выслали, японские водяные в Канск сбежали и фантастику пишут. Спрут какой-то появился тронутый, всех уверяет, что он – семнадцатилетняя балерина. До чего дошло – Морской Змей в эмиграцию на Венеру сбежал, побоялся, что после хека с минтаем и за него возьмутся – на котлеты пустят…
Он еще что-то ныл, загибал пальцы, жаловался и обличал, грозил и хныкал, но Гай уже не слушал. Сигареты кончились, и нужно было тащиться на угол, к тому же сегодня утром принесли пригласительный билет на бал к Серому Графу.
Лифт не работал. В нем накануне поселилась Белая Мышь, Собиравшая Факты О Разложении, и жильцы боялись связываться – у Мыши был мандат, который она почему-то показывала сложенным вчетверо, но все равно ее на всякий случай обходили. А Мышь работала. Вот и сейчас из-за двери слышалось противное скрипение пера по плохой бумаге и занудливый тенорок:
– …а поскольку вышеизложенное в свете вышеуказанного влечет нижеследующее по отношению к поименованному…
Гай нажал кнопку вызова. Дверца чуть приоткрылась, и в щель высунулась белая мордочка с юркими красными бисеринками глаз:
– Вам кого?
– Спуститься.
– Гай… – задумчиво сказала Белая Мышь, С. Ф. О. Р. – Так… Гай – это, несомненно, в родстве с Гаем Гракхом, каковой, будучи древним римлянином, жил в древнем мире и автоматически является консервативным рабовладельцем.