Милена поняла:

– Вот именно. Двойник. Обрубили они нам цепочку…

– А что, если это «Омега-Дельта»? – спросил Даниил уже в машине.

– А доказательства? – печально спросила Милена.

– Куда мы едем?

– Ко мне. Кто-то мне что-то обещал в обмен на информацию.

Квартирка у нее оказалась самая обыкновенная. Одна стена занята книжными полками, на стене над тахтой – большая репродукция с картины Линке «Гибель Атлантиды», и рядом – карикатура на Морлокова, весьма даже небесталантная.

– Ты что пьешь? – спросила Милена из кухни.

– Я все пью.

– Так мне больше идет?

Даниил обернулся. Милена стояла, облитая солнечными лучами, загорелая, в просвечивающем таком ситцевом халатике, синем, в цветочек.

– Просто прелесть, – сказал Даниил.

Она ему в самом деле нравилась. «Стоп, – подумал Даниил, – я люблю Ирину. Ну и что с того? Я и продолжаю ее любить, однако во сне возможны самые неожиданные повороты отношений и поступков. Ирина – это одно, а Милена – это просто любопытство, и все. Романтично даже. Бравая девочка с клещами в руках, а я ее на диван и – по-мужски, как следует… И никаких сложностей. Сложности – это в антимире или на Ближнем Востоке».

Все и в самом деле получилось как нельзя приятнее. Даниил обнял Милену, а Милена была покорная, и магнитофон наигрывал что-то электронно-космическое, и, хотя они ничего не знали о Кфансуте, мелодия невольно вызывала в мозгу образ пришельца, лениво плывущего в стратосфере на границе синевы и черноты, над завешенными белыми спиралями циклонов континентами и морями, ситцевый халатик был таким невесомым, словно его не было, а потом и в самом деле не стало, и застилать постель не было желания, и вой черных фургонов на вечерней улице, и аромат чисто вымытой кожи, и уверенное проникновение в упруго-влажную тайну, и беззвучно ораторствующий Морлоков на экране огромного цветного телевизора, заливавшего темную комнату нелюдским светом, и загорелые плечи под ладонями, и злорадное удовлетворение от того, что Милена стала обычной девушкой, что-то жарко и бессвязно лепетала…

Ночь выдалась неспокойная. Милена ворочалась во сне, надрывно всхлипывала, а Даниил совсем не мог спать и ушел наконец на балкон додумывать под горький сигаретный дым горькие загадки. Его бесила «Омега-Дельта», потому что он, как истый ученый, ненавидел загадки…

Чертова Хата, «Омега-Дельта»… Больше всего бесило то, что ее нельзя было связать ни с одной мало-мальски влиятельной силой как в стране, так и за ее пределами. Таинственная сила, словно рок в готических романах, действовала, казалось, без определенной цели и не искала выгод – а меж тем у силы этой не могло не быть своих целей и своей выгоды…

Даниил зло швырнул с балкона очередной окурок. Вообще-то, все просто – нетрадиционная загадка требует нетрадиционного поиска, вот только в чем сей поиск должен заключаться? «Собственно, какое мне до всего этого дело, – подумал он. – Я, кореша, не с этой улицы, меня ваше толковище не касается… Но разве не заманчиво доказать, что ты даже во сне способен на многое? Никто не в силах раскрыть, а я раскрою…»

Он услышал стон и вернулся в комнату. Милена, съежившись, закутавшись в простыню, забилась в угол, и в глазах у нее был панический страх. При виде Даниила она еще крепче прижалась к стене, забормотала что-то.

– Ты что? – Даниил присел рядом, сжал ее плечи и встряхнул как следует.

Она закрыла глаза, мотнула головой:

– Сон. Подземелье – переходы, переходы, факелы чадят, рядом кто-то идет, и лица не видно, и повернуться к нему страшно. – Она, дрожа, прижалась к Даниилу. – И везде эмблемы, копотью выведено, на стене высечено, из меди отлито – омега и дельта, омега и дельта, и я знаю, что это – моя смерть…

– Это сон, – сказал Даниил. – Спи. А то припрется серенький волчок, за бочок ухватит…

Он уложил Милену, укутал и баюкал, пока она не заснула. Осторожно улегся сам и хотел закрыть глаза, чтобы вздремнуть хоть немного, но тут замигала лампочка телефона. Даниил встал и снял трубку.

Жесткий, уверенный голос сказал:

– Завтра в газетах появится сообщение о загадочной смерти Анны Радомировой. Она была убита в собственном доме мужчиной и женщиной, приехавшими, судя по показаниям свидетелей, на бирюзовой «Таврии»…

– И вы рассчитываете, что удастся нас скомпрометировать? – спокойно спросил Даниил.

Раздался холодный смешок:

– Ну что вы… Просто у вас нет концов. А если вас интересует, кто был у Анны с Марчичем, отправьте водолазов к мосту Ярополка. Левый берег, напротив входа в ресторан… Ну, как вам Милена? Отлично подмахивает, нет?

– Сволочь, – сказал Даниил. – Я тебя найду, слышишь?

Странные жестяные нотки в голосе его загадочного собеседника объяснялись просто: на том конце провода подключили не столь уж хитрую штуку, надежно искажавшую голос так, что ни на слух, ни в записи его нельзя было опознать. А вот это уже зацепка – трудяга Хрусталев, отправив Даниила с Миленой, тем временем поручил навесить на ее телефон разные хитрые устройства…

– Нет, не найдешь, – сказал голос. – Я – Сатана, понимаешь?

– Ты обыкновенная грязная сволочь, – сказал Даниил. – И я тебя найду.

– Нет, – рассмеялся голос. – Я хитрый…

И заревели короткие гудки. «Ну, так, – подумал Даниил. – Есть один тягомотный, но эффективный путь: вокруг этого дела нужно устроить шумную и оживленную возню. Чем больше людей попадет в эту коловерть, тем больше шансов, что кто-то на что-то наткнется, и неведомый противник вынужден будет принимать контрмеры, все более обширные, а значит, все больше таинственных врагов вынуждены будут вступать в игру, совершать какие-то действия и непременно – промахи…

Найду, – подумал Даниил. – Чем бы ни пришлось пожертвовать…»

* * *

Были ива да Иван,

были – вышли…

С. Кирсанов

Фельдмаршал Осмоловский сидел слева от квадратного, покрытого строгим неярким лаком стола, выказывая этим уважение к Хрусталеву, хотя и младшему по званию, но хозяину кабинета. Он был в неуставном сером сюртуке с единственным орденом Белого Орла, любил клубнику в лосином молоке и ало-голубые закаты.

Даниил остался у окна, прижался поясницей к толстой мраморной доске подоконника и старался ни о чем не думать.

Были еще трое – за портьерами, призовые стрелки.

– Генерал, к вам маршал Морлоков.

Хрусталев молча опустил веки.

Морлоков вошел неторопливо, оглядел всех троих, словно сфотографировал, и нейтрально улыбнулся:

– Мне передали, что вы просили…