Только тут он заметил, что его ладонь оставляет на бумагах пятна крови.
4 вандемьера 2026. Близко к вечеру.
Фургон несся по черной автостраде. Эвридика была за рулем. Ясень сидел у радара, и только Полковнику не нашлось никакого дела, так что оставалось швырять окурки в окно и думать от скуки.
Полковник украдкой покосился на Эвридику и подумал: что с ней станется, если «мобиль» нанесет удар? А что станется со мной? Что у меня в мозгу, какая мина, и как она может взорваться? Я прекрасно знаю свой мозг… или только думаю, что знаю? Неужели какое-то из воспоминаний, что-то из прожитого способно… Наверняка те трое тоже гадали так, интересно, оказались они в состоянии удивиться тому, что им открылось? Он вспомнил последний взгляд Гамлета и зябко поежился.
Снова, в который уж раз, его охватило странное, пугающее чуточку и в итоге неприятное ощущение – казалось, он стоит на месте, а жизнь проносится мимо, как скорый поезд (что за банальное сравнение, господи!), ослепляя вспышками солнечных зайчиков, пляшущих на стеклах, без надежды оставляя на обочине, отчуждая.
Не было никаких оснований, чтобы думать так. У него была работа, нравившаяся ему, требующая массу энергий и времени. У него были друзья, женщины, увлечения, развлечения, хобби, пытливые метания духа, радости и горести. Почему же тогда все чаще и чаще приходило ощущение зряшности, отстраненности от всей остальной Вселенной? Неужели виной всему один старый разговор?
– Может быть, помедленнее, Эвридика? – спросил он.
– А зачем? – Господи, снова этот отсвет безумия в синих глазищах! – Какая разница? И вообще, мне пора бы переменить псевдоним. Я – Надежда. Надежда на успех, шестеро уже легли, остались только мы, и нам пора иметь свою Надежду…
«Опять на нее накатывает, – безнадежно подумал Полковник, – я уже не раз говорил Генералу, что пора от нее избавиться…»
Нам осталось тринадцать часов, подумал он. А скоро начнет темнеть, и как минимум шесть часов пропадут впустую – ночной бой с этой тварью вести невозможно. Почему Генерал не пошел на широкомасштабную операцию, на облаву? Почему не предупреждено население? Почему никто не информировал ООН? Будь на месте Генерала кто-нибудь другой, у Полковника неминуемо возникли бы определенные подозрения, но он не мог думать о Генерале плохо. Наверное, какие-нибудь высшие соображения. Операция не столь уж неудачна – три четверти сил противника уничтожено, треть участников операции осталась в живых…
А воспоминания надоедливо лезут в голову, и никак от них не избавиться.
Не получилось никакого разговора, вспомнил Полковник. Сеялся почти неощутимый противный дождь, мы стояли под этим дурацким навесом, зеленели влажные сосны, пригородного автобуса все не было, и она ждала, когда начну я, а я ждал, когда начнет она, и постепенно ожидание превратилось в обыкновенное молчание, нелепое и бесплодное. Скорее всего, один из нас обязательно решился бы начать, но подошел автобус, и он был набит битком, и уж в автобусе никак нельзя было вести этот разговор, а завтра нужно было улетать, а ей нужно было уезжать, так и не поговорили откровенно…
Неужели это и может оказаться той миной – сладкие и болезненные воспоминания о женщине со светлыми волосами, в светлом плаще? Тривиальнейшая ситуация, способная тем не менее взорвать мозг? Но ведь случилось же это с Дервишем – локомотивом, суперменом. Дервиш остался верен себе – никто из врачей не допускал, что он способен пошевелиться, у него нашлись силы – ровно столько, чтобы, воспользовавшись отлучкой сиделки, поднять руку и оборвать подключенный к хитрым медицинским аппаратам пучок проводов и пластиковых трубок…
«Ну, предположим, это и есть мина, – подумал Полковник. – Просто предположим. Если я знаю, где она и что она, она ведь может и не взорваться?»
Эвридика резко затормозила, и Полковник вмазался лбом в стекло. Так, что веер искр из глаз. Когда он вновь смог видеть дорогу, Эвридика уже бежала к разбитой вдребезги белой легковушке, уткнувшейся в валун на обочине автострады.
– Слабый фон тэта-ритма, – сказал Ясень.
Полковник даже не подумал хвататься за оружие – «мобиля» явно не было поблизости, наверняка он раскатывал в облике автомобиля, разбрасывая случайную смерть…
Эвридика вернулась бегом, прыгнула за руль и погнала машину, она гнала, азартно закусив нижнюю губу, выжимая из мотора все, что вложили в него конструкторы, и Полковник приготовил автомат. Неужели – все? – подумал он.
– Тэта-излучение, – сказал Ясень. – Усиливается… усиливается…
Эвридика мгновенно сбросила газ, но дорога была пуста – ни движения, ни тени, ничего. Машина катила все медленнее. Разноцветные лампочки светились на приборной доске, и ярче всех – три голубые, означавшие, что все трое пока живы. За спиной Полковника хлопнул выстрел, и крайний справа огонек погас…
Всю жизнь Ясень мечтал писать хорошие книги. И ничего не получалось – то, что он писал, мягко было бы назвать даже графоманскими забавами. Сейчас, за один миг всего, он словно бы прочитал книгу – самую гениальную в истории литературы, после которой человеку вроде него просто не стоило жить.
Сзади взревел мотор, и Полковник увидел в зеркальце уносящийся на бешеной скорости черный автомобиль. Он хотел крикнуть, но Эвридика уже разворачивала фургон, и разметка вновь летела под колеса бесконечной трассирующей очередью. «По-видимому, с Эвридикой ничего не произошло, – подумал Полковник. – А со мной? Кажется, и со мной тоже. Но почему такая милость судьбы, господи?»
Он оглянулся – голова Ясеня безжизненно моталась:
– Скорость! – выдохнул он.
– На пределе! – сердито обернулась к нему Эвридика. – Уходит!
«Мобилъ» действительно уходил. Полковник высунулся в окно и дал длинную очередь из автомата, но ничего не вышло – ветер бил в лицо, выжимая слезы, да и не достать было на таком расстоянии. Все. До утра бессмысленно предпринимать что-либо.
– Я – «тройка», – сказал он в микрофон. – Остались вдвоем. «Мобиль» ушел.
– Переждите ночь где-нибудь, – сказал Генерал. – В шесть часов утра начнется облава – мотоциклисты и броневики.
– Значит, вы получили то, что хотели?
– Да, – сказал Генерал.
– Поздравляю. Это стоило нам не так уж и дорого – всего семь человек.
Генерал помолчал, потом сказал:
– Теперь у нас есть все данные. Есть что сообщить в ООН.
– Вы хотите сказать, что до сих пор ничего не сообщили им?
– Завтра мы попытаемся взять последнего живым, – сказал Генерал.
– Вы сообщили в ООН?
– Конец связи, – сказал генерал.
«Не может быть, – ошеломленно подумал Полковник. – Я верил в него, как не верят в бога. Неужели…» И тогда он сделал нечто удивившее его самого – отключил рацию и включил радио. Быстро нашел нужную волну – одной из независимых радиостанций.