– Похоже, тетушка Талита ошибалась, и старый альбинос все-таки был прав, – с благоговением сказала Сюзанна. – Это наверняка тот самый Дэвид Квик, предводитель разбойников. Ну и громила – ты только взгляни, Роланд! Должно быть, его пришлось натереть салом, чтобы втиснуть в кабину!

Роланд кивнул. Зной и время иссушили восседавшего в железной птице человека, оставили от него лишь обтянутый пергаментной кожей скелет, но и сейчас еще бросалось в глаза, как широки были когда-то эти плечи и массивна изуродованная голова.

– И благородный Перт на землю пал, – продекламировал стрелок, – и гром сотряс окрестные пределы.

Джейк вопросительно поглядел на него.

– Это из старого стихотворения. Благородный Перт, великан, отправился сразиться с тысячью мужей, но не успел он покинуть родные места, как какой-то малыш кинул камень и угодил ему в колено. Благородный Перт споткнулся, тяжесть доспехов увлекла его наземь, и, падая, он свернул себе шею.

– Напоминает притчу о Давиде и Голиафе, – сказал Джейк.

– Он не горел, – подал голос Эдди. – Ручаюсь, у него просто кончилось горючее, мотор сдох, и парень попытался сесть на дорогу. Говорите, что хотите – варвар, разбойник, – но мужик он был отчаянный.

Роланд кивнул и посмотрел на Джейка.

– Ты как, ничего?

– Ничего. Вот если б он все еще был… ну… скользкий, мне бы, пожалуй, похужело. – Джейк перевел взгляд с мертвеца в самолете на город. Лад теперь был гораздо ближе и вырисовывался отчетливее, и хотя стали видны бесчисленные выбитые окна в домах-башнях, мальчик, как и Эдди, не окончательно потерял надежду найти в городе помощь. – Готов спорить, после его гибели все в городе стало… разваливаться.

– Я думаю, ты выиграл бы спор, – сказал Роланд.

– Знаете что? – Джейк опять внимательно разглядывал самолет. – Может быть, те, кто построил город, строили и самолеты, но я голову даю на отсечение, что этот самолет – из наших. В пятом классе я писал реферат о воздушных боях и, по-моему, узнаю машину. Роланд, можно мне взглянуть на нее поближе?

Роланд утвердительно наклонил голову.

– Я с тобой.

Шурша высокой травой, все трое подошли к самолету.

– Вот, смотри, – показал Джейк, – видишь пулемет под крылом? Это немецкая модель с воздушным охлаждением, а самолет – "фокке-вульф", выпущен накануне второй мировой. Точно. Так что он тут делает?

– Пропадает прорва самолетов, – вмешался Эдди. – Взять, к примеру, Бермудский треугольник. Понимаешь, Роланд, есть над одним из наших четырех океанов такое нехорошее местечко. Считается, что заколдованное. Так, может, это такая здоровущая дверь от нас к вам – дверь, которая почти всегда открыта? – Эдди сгорбился и бездарно изобразил Рода Серлинга: – "Пристегнуть ремни, приготовиться к болтанке: наш самолет входит… в зону Роланда!"

Джейк и Роланд – они теперь стояли под уцелевшим крылом самолета – не обратили на Эдди ни малейшего внимания.

– Подсади меня, Роланд.

Роланд помотал головой.

– С виду крыло крепкое, но только с виду. Эта штука пролежала тут очень долго, Джейк. Упадешь.

– Тогда подними меня.

Эдди предложил:

– Давай я, Роланд.

Стрелок взглянул на свою покалеченную кисть, пожал плечами и сцепил пальцы обеих рук замком.

– Этого будет довольно. Он легкий.

Джейк скинул ботинки и проворно взобрался в импровизированное стремя. Чик визгливо залаял, хотя от возбуждения или в тревоге, Роланд не сумел бы сказать.

Мальчик, прижимаясь грудью к ржавому закрылку, смотрел теперь прямо на изображение кулака с зажатой в нем молнией. Один край эмблемы немного отставал от поверхности крыла. Джейк ухватился за него и потянул. Эмблема отделилась от крыла так легко, что Джейк неминуемо полетел бы спиной вперед в траву, если бы стоявший за ним Эдди не поддержал его ладонью под мягкое место.

– Так я и знал, – сказал Джейк. Под кулаком с молнией была другая эмблема, открывшаяся теперь почти целиком, – свастика. – Просто хотелось увидеть собственными глазами. Можешь опускать.

И они пошли дальше, но до самого вечера, оглядываясь, всякий раз видели над высокой травой, словно надгробный памятник благородному Перту, неясный силуэт хвоста самолета.

Глава 2

Вечером пришла очередь Джейка разводить костер. Когда хворост, с точки зрения стрелка, был уложен удовлетворительно, Роланд протянул Джейку кремень и кресало:

– Поглядим, как ты управишься.

Поодаль дружески обнявшись сидели Дийны. Под вечер Эдди нашел у дороги ярко-желтый цветок и сорвал его для Сюзанны. Теперь цветок красовался у той в волосах, и всякий раз, как Сюзанна смотрела на Эдди, губы ее трогала едва заметная улыбка, а глаза наполнялись светом. Подмечая это, Роланд радовался. Любовь молодых людей углублялась, крепла. Добро! Без истинной глубины и силы их чувству было не пережить грядущие месяцы и годы.

Джейк высек искру, но та сверкнула и погасла в нескольких дюймах от растопки.

– Поднеси кремень поближе, – велел Роланд, – и держи ровно. И не бейкресалом, Джейк, чиркай.

Джейк попробовал снова. Искра полетела прямо на растопку. Оттуда поднялась тонкая струйка дыма, но огня не было.

– Кажется, у меня не очень-то хорошо получается.

– Научишься. А покамест поразмысли вот над чем: чему дают жизнь с наступлением ночи и отнимают, едва займется день?

– Что-что?

Роланд подвел руки Джейка поближе к холмику сухих прутьев и щепок.

– Сдается, этого в твоей книжице нет.

– А, загадка! – Джейк высек новую искру. Растопка занялась, но пламя быстро погасло. – Так ты и загадки знаешь?

Роланд кивнул.

– Да, и не одну. Мальчишкой я знал их добрую тысячу – они составляли часть моих штудий.

– Правда? Но зачем учиться отгадывать загадки?

– Ваннэй, мой наставник, говорил: ежели какой отрок умеет сыскать ответ на загадку, стало быть, оный отрок умом ловок и изворотлив. По пятницам в полдень мы состязались в искусстве отгадывать загадки, и победителя или победительницу отпускали домой пораньше.

– И часто тебе удавалось уйти пораньше, Роланд? – спросила Сюзанна.

Стрелок, не сдержав улыбки, покачал головой.

– Я любил загадки, но никогда не был силен по части отгадок. Ваннэй видел причину в том, что я чересчур глубоко задумываюсь. Отец винил меня в недостатке воображения. Думаю, правы были оба… но отец – чуть ближе к истине. Я всегда выхватывал револьвер проворней любого из однокашников и стрелял метче, но вот похвалиться изворотливостью ума не мог.