– Да не грабил его никто, не грабил! – рявкнул Элмер Чэмберс. – Вон, часы как были при нем, так и остались, не видишь, что ли?
– Но у него голова в крови.
– Все в порядке, ма. Я просто набил шишку.
– Но…
– Ладно, я пошел спать. Я жутко устал. Если утром захотите поговорить – всегда пожалуйста. Может, завтра мы сумеем до чего-нибудь договориться. А сейчас мне совершенно нечего сказать.
Отец шагнул следом за ним, протягивая руку.
– Элмер, не надо!– мать почти кричала.
Чэмберс словно не слышал. Он ухватил Джейка за шиворот.
– Я т-тебе дам уходить… – начал он, и тут Джейк круто повернулся на каблуках, выдрав свой блейзер из его руки. Шов справа под мышкой, и без того уже натянутый, с треском лопнул.
Увидев пылающие глаза Джейка, отец отступил. Его ярость потухла, потесненная чем-то вроде ужаса. "Пылающие" не было метафорой; казалось, в глазах Джейка действительно бушует огонь. У матери вырвался бессильный короткий крик, она зажала рот рукой, сделала два широких неверных шага назад и шумно упала в кресло-качалку.
– Оставь… меня… в покое, – раздельно произнес Джейк.
– Да чтос тобой? – изменившимся голосом, почти жалобно спросил отец. – Что с тобой стряслось, черт подери? Ты в первый день экзаменов срываешься из школы, не сказав никому ни слова, возвращаешься грязный с головы до ног… и ведешь себя так, точно ты спятил.
Вот, пожалуйста – ВЕДЕШЬ СЕБЯ ТАК, ТОЧНО ТЫ СПЯТИЛ. То, чего Джейк опасался с тех самых пор, как три недели назад начал слышать голоса. Однако сейчас, когда Страшное Обвинение уже прозвучало, Джейк обнаружил, что не слишком-то испуган, – возможно, потому, что его собственные мысли наконец перестали крутиться возле этой проблемы. Да, с ним что-то стряслось. С ним что-то происходит.Но с головой у него все в порядке. По крайней мере, пока что.
– Поговорим утром, – повторил мальчик. Он прошел через столовую – отец больше не пытался помешать ему – и уже выходил в коридор, как вдруг его остановил встревоженный голос матери:
– Джонни… с тобой действительновсе в порядке?
Что ответить? Да? Нет? И да и нет? Ни да, ни нет? Но голоса молчали, и это уже было нечто. Собственно, это было очень немало.
– Более чем, – сказал наконец Джейк. Он прошел к себе и решительно закрыл за собой дверь. Она с треском захлопнулась, не менее решительно отрезав его от окружающего мира, и этот звук наполнил мальчика невыразимым облегчением.
Он немного постоял у двери, прислушиваясь. Голос матери едва шелестел, отец говорил чуть громче.
Мать сказала что-то о крови и о враче.
Отец сказал, что парень в полном порядке; единственное, что не так, – у парня не рот, а помойка, и оттуда сыплется всякая гадость, но уж с этим он разберется.
Мать сказала что-то насчет "успокойся".
Отец сказал, что он спокоен.
Мать сказала…
Он сказал, она сказала; ля-ля – тополя. Джейк любил отца и мать, любил, несмотря ни на что – в этом он был твердо уверен, – но другиесегодняшние события уже стали совершившимся фактом, и это необходимо влекло за собой все новые события.
Отчего? Оттого, что с розой творилось что-то неладное. А может быть, оттого, что Джейк устал скучать и хотел приключений… хотел опять увидеть егоглаза, голубые, как небо над постоялым двором.
Джейк медленно прошел к письменному столу, на ходу стаскивая блейзер. Куртка была здорово попорчена – один рукав почти полностью оторван, подкладка обвисла, как парус в штиль. Бросив блейзер на спинку стула, Джейк сел и положил книжки на стол. Последние полторы недели мальчик спал плохо, но сегодня думал выспаться – он не помнил, чтобы когда-нибудь так уставал. Утро вечера мудренее, и, проснувшись, он, возможно, поймет, что делать.
В дверь легонько постучали, и Джейк настороженно повернулся на стук.
– Это миссис Шоу, Джон. Можно к тебе на минутку?
Он улыбнулся. Миссис Шоу – ну конечно же, миссис Шоу. Родители избрали ее парламентером. Или, лучше сказать, переводчиком.
"Сходите к нему, – должно быть, сказала мать. – Вам он расскажет, что с ним творится. Я – его мать, этот шмыгающий носом человек с воспаленными глазами – его отец, а вы всего лишь экономка, но вам он расскажет то, чего не расскажет нам. Потому что вы видите его чаще, чем мы оба, и, может быть, говорите на его языке".
"У нее в руках поднос", – подумал Джейк. Открыв дверь, он улыбнулся.
Миссис Шоу действительно держала поднос. На нем лежали два сэндвича, клинышек яблочного пирога и стоял стакан шоколадного молока. Миссис Шоу смотрела на Джейка со слабым беспокойством, словно мальчик мог броситься на нее и укусить. Джейк поглядел поверх ее плеча в коридор, но никаких признаков родителей не обнаружил. Он представил себе, как мать с отцом сидят в гостиной, встревоженно прислушиваясь.
– Я подумала, вдруг ты захочешь перекусить, – сказала миссис Шоу.
– Да, спасибо. – Собственно, Джейк был голоден, как волк: в последний раз он ел утром, за завтраком. Он посторонился; миссис Шоу вошла (наградив его при этом еще одним подозрительным взглядом, в котором читалось недоброе предчувствие) и поставила поднос на стол.
– Ой, смотри-ка, – удивилась она и взяла "Чарли Чух-Чуха". – Когда я была маленькая, у меня тоже была такая книжка. Сегодня купил, Джонни?
– Да. Они попросили вас выяснить, чем я занимался, да?
Миссис Шоу кивнула. Никакой игры, никакого притворства. Ее попросили выполнить рядовую, не слишком приятную работу, все равно как вынести поднос – ничего больше. "Если хочешь, можешь поделиться со мной, – говорило ее лицо, – а можешь и промолчать. Ты мне нравишься, Джонни, но, как ни крути, откровенно говоря, меня это ни капли не трогает. Я просто работаю здесь и уже задержалась на час сверх своего обычного времени".
Это вынужденное немое объяснение не оскорбило Джейка; напротив, оно еще больше успокоило его. Миссис Шоу тоже входила в число тех его знакомых, с кем он почти дружил… но Джейк думал, что, возможно, к миссис Шоу определение "друг" приложимо в большей степени, чем к любому из его однокашников, не говоря уж об отце или матери. Миссис Шоу, по крайней мере, вела себя честно. Она не делала реверансов. В конце месяца все вписывалось в счет, а кроме того, она всегдасрезала корки с хлеба для сэндвичей.
Джейк взял сэндвич и откусил большой кусок. Сэндвич оказался с болонской колбасой и сыром, его любимый. Еще одно очко в пользу миссис Шоу: она наперечет знала любимые блюда Джейка. А вот миссис Чэмберс до сих пор не избавилась от представления, будто сын любит кукурузу в початках и ненавидит брюссельскую капусту.