"Я найду его? Я найду стрелка?"
"Не знаю", – казалось, голос мальчика раздается за миллион миль от Джейка. – "Знаю только, что ты должен рискнуть. Тут у тебя выбора нет".
Мальчик исчез. Баскетбольная площадка опустела. Над лесом повисла тишина. Единственным звуком, нарушавшим ее, был едва слышный грохот машин, и Джейку он не нравился. Машины шумели не так.Мальчик подумал: разлад в неизвестном механизме сказывается на розе – или наоборот. Все непонятным образом цеплялось одно за другое.
Он подобрал старый, побитый мяч; бросил. Мяч прошел точно в кольцо… и пропал.
"Река", – вздохнул голос странного мальчика. Точно легчайший зефир, он шел ниоткуда и отовсюду. – "Ответ – река".
Джейка разбудил первый молочный свет зари. Мальчик лежал, глядя в потолок, и думал про человека из "Манхэттенского пиршества ума" – Эрона Дипно, который ошивался на Бликер-стрит еще когда Боб Дилан умел выдувать из своего "Хонера" только открытое "фа". Эрон Дипно загадал Джейку загадку:
Ходить не умеет, бежит – не угнаться,
На ложе не ведает сна,
Лепечет, бормочет, но вот отозваться
На оклик не может она.
Теперь Джейк знал ответ. Река. Река бежит; у реки есть ложе; река никогда не спит; река лепечет и бормочет. Ответ ему подсказал мальчик. Мальчик из сна.
И вдруг на ум ему пришли другие слова Дипно: "Это только половина ответа. Загадка Самсона двойная,друг мой".
Джейк взглянул на часы у кровати: двадцать минут седьмого. Пора двигать, если есть желание выбраться из дома до того, как родители проснутся. Школа на сегодня отменяется; может статься, подумал Джейк, для меня школа уже отменилась навсегда.
Он откинул одеяло, живо спустил ноги на пол и увидел на обеих коленках ссадины. Свежие ссадины. Вчера, когда он упал, поскользнувшись на кирпичах, он расшиб левый бок, а потеряв сознание рядом с розой, стукнулся головой, но колени остались целы.
– Это во сне, – прошептал Джейк и обнаружил, что ничуть не удивлен. Он проворно начал одеваться.
В недрах шкафа, под набросанными как попало старыми кроссовками без шнурков и кипой комиксов "Человек-Паук", Джейк отыскал ранец, с которым ходил в начальную школу. Горе тому, кого застукают с ранцем в школе "Пайпер" ("фи, голубчик, как вульгарно, право!")… и схватившего свой старенький портфель Джейка мощной волной захлестнула тоска по тем давним дням, когда жизнь казалась такой простой.
Он затолкал в ранец чистую рубашку, чистые джинсы, немного белья и носки, потом добавил "Угадай-дай-дай!" и "Чарли Чух-Чуха". Чтобы откопать в шкафу старый ранец, Джейк положил ключ на письменный стол, и голоса сразу вернулись, но далекие и приглушенные. Кроме того, Джейк твердо верил, что, вновь взяв в руки ключ, сумеет заставить их исчезнуть без следа, и это его успокаивало.
"Так, – подумал он, заглядывая в ранец. Даже после того, как он положил туда книги, там оставалась уйма свободного места. – Что еще?"
На миг ему почудилось – ничего… и тут же он понял.
В кабинете отца витал аромат табака и честолюбия. Почти всю комнату занимал огромный письменный стол тикового дерева. В стену напротив, от пола до потолка разлинованную шеренгами книг, были встроены три телемонитора "Мицубиси", настроенные на каналы-конкуренты, каждый на свой. По вечерам все три монитора с отключенным звуком разворачивали перед Элмером Чэмберсом каждый свою последовательность кадров телепередач пикового времени (пиковое время – время массового просмотра телевизионных передач).
Шторы были задернуты и, чтобы видеть, Джейку пришлось включить настольную лампу. Он нервничал – из-за самого факта своего присутствия здесь. Если отец проснется и зайдет в кабинет (а это не исключалось; Элмер Чэмберс, как бы поздно ни лег и сколько бы ни выпил, спал чутко и поднимался чуть свет), он рассердится, и тогда ускользнуть по-тихому будет в самом лучшем случае очень трудно. Чем раньше Джейк выберется отсюда, тем скорее вздохнет свободно.
Стол оказался заперт, но отец никогда не делал тайны из того, где держит ключ. Джейк подсунул пальцы под промокательную бумагу, защищавшую крышку стола, и выудил его. Открыв третий ящик, мальчик просунул руку за подвесную картотеку и коснулся холодного металла.
В коридоре скрипнула половица. Джейк замер. Прошло несколько секунд. Скрип не повторился, и Джейк вытащил из ящика пистолет, который отец держал "для домашней обороны" – автоматический "Ругер" сорок четвертого калибра. Это средство самозащиты отец, оставаясь совершенно глух к нервным требованиям жены убрать страшное приобретение от греха подальше, торжественно продемонстрировал Джейку два года назад, в день покупки.
Сбоку отыскалась кнопка, высвобождавшая магазин. С металлическим щелк!,прозвучавшим в тиши кабинета очень громко, магазин выпал мальчику в ладонь. Боязливо покосившись на дверь, Джейк занялся им. Магазин оказался полностью снаряжен. Джейк хотел поставить его на место, но, не задвинув до конца, снова вынул. Одно дело держать заряженный пистолет в запертом ящике письменного стола. Таскать его по всему Нью-Йорку – совсем другой коленкор.
Затолкав "Ругер" на самое дно ранца, он снова пошарил за картотекой. На сей раз на свет была извлечена полупустая коробка патронов – Джейк помнил, что когда-то отец стрелял по мишеням в полицейском тире на Первой авеню. Потом, правда, он к этому охладел.
Опять скрипнула половица. Джейку захотелось поскорее выбраться из этих стен.
Он вынул из ранца прихваченную в дорогу рубашку, разложил на отцовском столе, завернул в нее пистолет и коробку с патронами, наново уложил рубашку в ранец и плотно закрыл крышку-клапан на обе застежки. Уже собравшись уходить, мальчик вдруг уперся взглядом в невысокую стопку письменных принадлежностей, расположившуюся по соседству с бюваром. Стопку венчали солнцезащитные очки с зеркальными стеклами – отцовы любимые. Джейк взял листок бумаги, а после секундного размышления прихватил и очки. Их он сунул в нагрудный карман. Потом вынул из подставки тонкое золотое перо и написал на листе под грифом: "Дорогие папа и мама".
Перо замерло. Джейк перечитал обращение и нахмурился. Что дальше? Что, собственно, следует сказать? Что он их любит? Да, любит, но эта истина не была исчерпывающей и, как клубок пряжи – спицами, щетинилась всевозможными другими, неприятными, истинами. Что он будет по ним скучать? А будет ли? Джейк не знал, и это в своем роде было чудовищно. Что он надеется – онизатоскуют без него?