К их компании присоединилось еще три представителя старшего поколения – две старухи и опиравшийся при ходьбе на костыль старик на деревянной ноге. Женщины взялись за дело: две захлопотали у шкафов, третья растворила чрево плиты, где уже были аккуратно сложены поленья, и чиркнула длинной серной спичкой, четвертая открыла еще одну дверь и по короткому маршу узких ступенек спустилась в помещение, похожее на ледник. Тетушка Талита тем временем повела остальных в просторные сени за церковью. Взмахом клюки она указала на два складных стола, хранившихся там под рваным, но чистым покрывалом, и пожилые альбиносы немедленно вступили в борьбу с одним из них.
– Ну-ка, Джейк, – сказал Эдди, – давай подсобим.
– Нет! – быстро возразила тетушка Талита. – Может, годы наши и почтенные, но помощники из гостей нам не надобны! Покамест нет, юнец!
– Оставь их, – посоветовал Роланд.
– Надорвутся ведь, дураки старые, – пробурчал Эдди, но последовал за остальными, оставив стариков возиться со столом.
Когда он вынул Сюзанну из кресла и пронес в двери черного хода, та так и ахнула: не садик – диво! В мягкой зеленой траве яркими факелами горели цветочные клумбы. Сюзанна заметила знакомые цветы – бархатцы, флоксы, цинии – но множество иных она видела впервые. Пока она смотрела, на ярко-голубой лепесток сел слепень… и лепесток мгновенно облепил его и скатался в тугую трубочку.
– Ух ты! – восхитился Эдди, глазея по сторонам. – Сады Буша!
Сай сказал:
– Один только энтот уголок мы и содержим аки в ранешние времена, допрежь того, как мир сдвинулся с места. От проезжих – Зрелых, Седых да луней – мы его таим. Кабы они прознали, пожгли бы… а нас всех жизни решили бы – зачем, значит, сберегаем такое местечко. Ненавистна им красота – только в том все и сходятся, выродки.
Слепая потянула его за руку: тш-ш, тише.
– Какие нынче проезжие, – сказал старик с деревянной ногой. – Давно уж никаких проезжих. Они поближе к городу держатся. Небось, все, что человеку для жизни потребно, там и находят, на месте.
Сражаясь со столом, появились близнецы-альбиносы. Следом шла одна из старух и подгоняла братьев: живей, живей, с дороги, черти полосатые! В каждой руке она несла по глиняному кувшину.
– Садись же, о стрелок! – воскликнула тетушка Талита, взмахом руки указывая на траву. – Садитесь все!
Сюзанна вдыхала десятки соперничавших друг с другом ароматов. Они погружали ее в дремотное оцепенение; ощущение реальности исчезало, словно происходящее было сном. Ей с трудом верилось, что за разрушающимся фасадом мертвого поселка действительно скрывается этот удивительный райский уголок.
Появилась еще одна женщина; она несла поднос, уставленный бокалами. Бокалы были разномастные, но без единого пятнышка и сверкали на солнце, будто чистый хрусталь. Женщина протянула поднос сперва Роланду, потом тетушке Талите, Эдди, Сюзанне и напоследок Джейку. Когда каждый взял себе бокал, первая женщина разлила по ним темно-золотистую жидкость.
Роланд наклонился к Джейку, который, поджав ноги, как портняжка, сидел с Чиком под боком возле овальной клумбы ярко-зеленых цветов, и пробормотал: "Отпей ровно столько, сколько требует учтивость, Джейк, не больше, не то нам придется нести тебя из поселка на себе – это греф,крепкая яблочная брага".
Джейк кивнул.
Талита подняла бокал, и, когда Роланд последовал ее примеру, Эдди, Сюзанна и Джейк сделали то же самое.
– А остальные как же? – прошептал Эдди Роланду.
– Им подадут после того, как будет сказана речь. А теперь тише.
– Стрелок! Услышим ли мы слово, что воспламенит наши сердца? – спросила тетушка Талита.
Стрелок встал, высоко поднял бокал и склонил голову, словно в раздумье. Горстка уцелевших обитателей Речной Переправы смотрела на него с уважением и, как показалось Джейку, некоторой робостью. Наконец Роланд снова поднял голову.
– Станете ли вы пить за эту землю и дни, протекшие на ней? – хрипло, вздрагивающим от переполнявших его чувств голосом спросил он. – За былое изобилие и за ушедших друзей? За славную компанию, за радостную встречу? Разожжет ли это в нас сердечный пламень, праматерь? Даст ли нам сил?
Джейк видел, что тетушка Талита плачет, но все равно лицо ее озарила улыбка лучезарного счастья… и на миг старуха стала почти юной. Джейк смотрел на нее с удивлением и внезапно вспыхнувшей радостью. Впервые с тех пор, как Эдди протащил его в дверь между мирами, мальчик почувствовал, что тень привратника и впрямь покидает его сердце.
– Ей, стрелок! – молвила тетушка Талита. – Прекрасно сказано! От эдаких слов душа полыхает пожаром, истинно говорю! – И она залпом осушила свой бокал. Когда он опустел, Роланд осушил свой. Выпили, хоть и не так лихо, и Эдди с Сюзанной.
Джейк пригубил питье и с удивлением обнаружил, что оно ему нравится, – вопреки его ожиданиям, брага оказалась не горькой, а кисло-сладкой и терпкой, как сидр. Однако он почти сразу ощутил действие напитка и осторожно отставил бокал в сторону. Чик принюхался, попятился и положил морду на ногу Джейку.
Вокруг рукоплескали последние обитатели Речной Переправы – маленькое товарищество стариков. Почти все они, как и тетушка Талита, не скрывали слез. Раздали другие бокалы, попроще, но вполне годные к употреблению. Праздник начался – прекрасный праздник на склоне долгого летнего дня, под широко распахнутым степным небом.
Вкуснее, чем в тот день, Эдди не угощали с детства, со времен тех уже мифических пиров, когда, справляя день рождения сына, мать считала своей святой обязанностью подать на стол все его самое любимое – мясной рулет, печеную картошку, вареную кукурузу в початках и шоколадный торт с ванильным мороженым на закуску.
Несомненно, то наслаждение, какое Эдди получал от еды, отчасти объяснялось разнообразием и обилием снеди, появившейся перед ним, – особенно если вспомнить, что долгие месяцы весь рацион пилигримов составляло лишь мясо омаров, оленина и несколько видов горькой зелени, объявленных Роландом безопасными, – но Эдди решил, что это не единственная причина; парнишка, заметил он, уписывал за обе щеки, только накладывай (поминутно скармливая какой-нибудь кусочек примостившемуся у его ног косолапу), а ведь Джейк еще не пробыл с ними и недели.
Миски с рагу (в густой коричневой подливе, куда были щедро накрошены овощи, плавали ломти бизоньего мяса), тарелки со свежими лепешками, горшки с душистым белым маслом, миски с неведомыми листьями, отдаленно напоминавшими шпинат… Эдди никогда не был страстным любителем зелени, но стоило ему попробовать эти листья, и какая-то обездоленная его часть пробудилась и слезно взмолилась: еще. Молодой человек воздавал должное всем яствам, однако его тяга к зелени граничила с алчностью. Он увидел, что Сюзанна тоже вновь и вновь кладет себе "шпинат". Вчетвером путешественники опустошили три миски листьев.