Костя ничего не ответил. Оно и понятно — оцепенение. Но выйдя из него заметался по комнатам. Одной уже явно не хватало. Даже подбегал к окну надеясь разглядеть ответы там. Юлия молча наблюдала. "Пусть побегает, вон как разбирает!" Она сходила за успокоительными каплями и всё это разложила на всякий случай перед ним на столе.
Он, перестал ходить, встал как вкопанный и покрутив шеей, посмотрел на неё внимательно.
— Ты на что намекаешь?
Юлия сверкнула смеющими глазами: "Дошло!"
— А ты на что подумал? — не отвела взгляда она. Устроив ему вопрос на вопрос.
Такого Костя не ожидал.
— Что-что? Я тебя правильно понял, та история меня может, каким-то крылом задеть? — поёжился он под её напором.
— Думаю да и не одним. И не просто задеть, а и лягнуть.
— Птицы не лягаются, — ухмыльнулся по ходу разговора он.
— Зато сверху гадят и, как правило, в самый не подходящий момент.
Лёгкая разминка насторожила. Такого ещё не было. Юлия не только слушает, но и наносит удары. Она явно намекает на то, чтоб хорошего наперёд не ждал. Он удивлёно поднял брови.
— Но это ж моя жизнь, баба… Кого могут мои выходки и чудачества интересовать. В конце концов, почему я должен, кому я что должен? Я что один там… Опять же у каждого своей дури… Какого чёрта всё валить в одну кучу. Никогда не поверю, что главное в человеке — трусы со всем содержимым.
Голос Рутковского осёкся. Юлия поднялась, наполнила стакан водой и протянула мужу, который выпил его залпом.
Юлия отвернулась. "Балда!" Она промолчит, пусть жестокая правда прозвучит не сейчас, позже и лучше не её устами. Рутковский дёрнулся, развернул и впился в неё острым взглядом: "Что происходит?" На эту тему они никогда не заводили разговор. Прошло и прошло. И вдруг…
Ей опять захотелось бросить ему: "Сколько тебе лет, ты что в детство впал, не понимаешь?" Только она не поддавшись искушению не вспыхнула, а проглотила тот "крик души" и сказала ровно и не торопясь:
— Однако это не совсем так. Вернее, если б ты не был Рутковским, то пожалуй только меня и твою дочь, но на каких высотах ты, помнишь? В политике и карьере, как и у женщин, любое средство для достижения цели хорошо. Вас этой свободой просто заманили в клетку. Каждый в той мутной воде ловил свою рыбку. Это вы воевали, а других заботило совершенно иное. Берлин — ваше дело брать, а их — набрать на вас всех компромат, чтоб держать потом подальше и покрепче. Или ты считаешь, что Сталин не знал, как Жуков своей любовницы Лидочке боевых орденов и медалей во всю грудь навешал? За что? Подстилки у нас в разряд героических профессий вошли? Ему ещё припомнят, что он выше героизма солдата ценил свои интимные потребности. Про свои грешки ты сам знаешь. Думаю, нам надо быть готовым к неприятностям. Это только начало.
В душе от разговора оседал неприятный осадок. Посерьёзневший Рутковский подошёл к столу. Налил себе уже остывшего чаю, задумчиво поболтав ложечкой залпом выпил, как будто это была вода и уставился на жену.
— Чёрт!.. — воскликнул он, не сумевший скрыть своего изумления. — Но она не такая, никто, никогда не узнает, она точно будет всё отрицать. К тому же у нас договор… Сталин в курсе… Твоё разрешение в кармане…
В памяти всплыла девушка, молодая, маленькая, с личиком ангела. К тому же простодушная, как ребёнок. В глаза заглядывает. Верит глупышка всему, будто вчера на свет родилась. Он любил ей поплакаться. Он жаловался- она слушала, сострадала и душу свою подушкой подкладывала. Принимала всё и была счастлива, что ему легче стало. Нет, не станет она ему палки в колесо вставлять…
Юлия равнодушно спокойна.
— Ты слышал о "медовых ловушках"?
— Медовых… что?… Нет-нет… глупости всё это… Только не она…
Уловив панические нотки в его голосе, Юлия спрятала ироничную улыбку. О том, каким способом стал вождь "в курсе и дал добро" ей ли не знать. Её собственное разрешение- а куда ей деваться было. Про непрочность договора с женщиной тоже. И какая "она не такая", тоже догадывается. Женщина хамелеон. Она с ужасом осознала, что предстоит пройти ему ещё через один неприятный процесс. И представив себе мужа в минуты превращения невинной овечки в рогатую козу, она тяжело вздохнула. Юлия наблюдала за ним и удивлялась. Как странно устроены мужики. Фронтом командовал, гениальные операции разрабатывал, а о "медовых ловушках" никакого понятия. Адка больше в этом вопросе соображает, нежели он. Очень хотелось встряхнуть его и сказать: "Костя очнись, она уже раззвонила всему свету, а что ещё может быть, это вообще бабушка надвое сказала. Да и разве разрешат соответствующие органы быть возле людей такого ранга как ты кому попало". Ох как хотелось всё это ему выпалить. Но Юлия, естественно, опять промолчала и, погладив его по плечу, сказала давно заготовленное. Вернее она просто воспользовавшись случаем подвела его к этому, давно задуманному. Положив тоненькую ладонь на его руку спокойно сказала:
— Это хорошо, если так. Но надо подумать, как смягчить ситуацию. Надо помочь.
Сказав это, почувствовала себя усталой. Подумала: "Как будто на мне целый день пахали и самое скверное будут пахать всю жизнь". Нелегко дались ей эти слова. Захотелось откинуть на спинку голову и полузакрыть глаза. В голове отдаваясь в сердце болью бахало: "Из дерьма в которое ты втянул себя и семью не просто будет выпутаться, а возможно это не удастся никогда. Внуки и правнуки понесут тот крест".
По напряжённому лицу было понятно, что думает. Оказалось думал плодотворно, потому, что вдруг выбухнул:
— Пропади всё пропадом!
Поражённая она молча уставилась на него. "Неужели дошло?" Помолчав всё же выжала из себя:
— Костя…
Широко расставив ноги и обхватив себя руками Рутковский смотрел в одну точку. Казня и очищаясь этой казнью, этим самоистязанием он готов был боднуть стену. Пожалуй останавливало присутствие жены. Но злость на себя всё же нашла выход. Решив закрыть обсуждение, сердито саданув кулаком по крышке стола, кивнул. "Я подумаю…"
Юлия не моргнула глазом. "Ты закрыл, а я открою. Подумаешь саданул по деревяшке. Это только начало. Если будет после каждого чиха птички так лупить, то останется без руки". Расплата за глупость и беспечность ещё впереди. Но на этот раз она возьмёт инициативу в свои руки и опять "воробушку" победы не поймать.
Он уехал в командировку с проверкой. Инспекция группы войск. Юлия волновалась. Теперь уже за мирные дела. Хотя и отголосков войны ещё хватало. Территории на которых размещалась группа представляли из себя кровоточащую рану. Ведь фашисты дрались яростно, оставляя после себя пепел. Война принесла этим некогда цветущим землям: развалины, разруху, минные поля, не разорвавшиеся бомбы и снаряды. Всё это легло на плечи размещённой тут группировке плюсом к боевой готовности. Вражеских вылазок было тоже предостаточно и Юлия боясь за него не могла спать до самого его возвращения. Она нашла себе без него на ночь занятие- читать книги. Случилось так, что в одну из таких его поездок она не ко времени заболела. Не дождавшись жену на пару звонков к телефону, он свернул поездку и примчал домой. Юлия лежала на кровати, закутанная в шаль и одеяло. Кашляла и сморкалась в платочек, выдёргивая и пряча его под подушку. От слабости она дремала. Её глаза поминутно закрывались. Голос Ады куда-то уплывал… Она очнулась, когда он чмокнул её в щёку, приложил холодную ладонь к горячему лбу. Поняла — Костик вернулся! С ходу пытался помочь. Потом принялся круто разбираться. Перво — наперво отругал Аду, что недосмотрела и скрывала от него такое положение дел. Не пожелав слушать никаких отговорок взялся за борьбу с болезнью сам. Застав жену температурящей, чихающей и бледной, поднял всю медицину и аптеку на ноги, притащив врачей взялся с усердием лечить… Уверенный, что ему по плечу добиться большего, чем всей медицине, он развернулся на всю катушку. Сам готовил какие-то настои из трав и поил её. Юлия, как могла отнекивалась, но чтоб доставить ему удовольствие, набиралась мужества и делала этой горькой жидкости несколько глотков и обессиленно откидывалась на подушки. Довольный он обещал в два счёта поднять её на ноги. Малиновый чай, молоко с мёдом- одно подменялось другим… Юлии приятно, конечно, что за неё он так волнуется, ведь забота это тоже любовь, но боясь заразить его принялась уговаривать держаться от неё подальше. Но где там… Готов и нос её сопливый вытирать. Она умоляюще сложив руки на груди, просила отпустить её душу на покой. Он не понимал её упорства и обижался:- Тебе врач приписал уход и покой, я только чётко выполняю инструкции. Поняв всю бесполезность уговоров, она махнула рукой — лечи! Вскоре она даже нашла его заботу весьма трогательной, но он обложил её такими порядками, приказами и контролем, что взвыла. А он довольный результатом хвастался потом: