— Мы постараемся жить на любви, — прошептала Юлия, буравя горячим взором носки своих туфель.
Мать снисходительно отнеслась к её горячности и продолжила:
— Любовь- это такая сила, которой нужно управлять. Ты можешь её продержать в себе до своего последнего вздоха, а можешь отпустить. Помни, что у него тот же выбор и если он не совпадёт когда-то с твоим- не неволь, отпусти, но при условии, что он дорог тебе, не гони. Если он на перепутье — не уйдёт. А если наметил новый путь, ты его не удержишь. Тогда… тебе решать: либо живи с любовью к нему в сердце, грея себя памятью, либо отпусти свою любовь и освободи сердце для нового чувства.
— Как бы не повернулась жизнь, я умру любя его. Обещаю, наша семья будет держаться на любви.
Она сказала это так просто и жизненно, как сказала бы: "на хлебе, на воде", то есть на том на чём держится жизнь. Мать внимательно посмотрела на дочь, поцеловала в лоб и спросила строго:
— Поняла?
Юлия, захлёбывающаяся счастьем, не вникая в суть, кивнула. Она верила и не верила. "Счастье возможно! Счастье возможно!" — стучало набатом в голове. Всё кончилось как нельзя лучше. Даже получила благословение. Летела к нему, как на крыльях. Хотелось немедленно обрадовать. В счастье все безумны. Пока бежала на небе показалось солнце. Облака разошлись и оно сияло голубизной, напоминающей глаза Костика. Задыхаясь от бега и переполняющих душу чувств добралась до крепости, где размещался полк кавалеристов. С трудом, мечась в нетерпении, дождалась пока его вызовут. Торопила не спешившее время: "Скорее, скорее, скорее…" Казалось, что если он сейчас задержится и не придёт, всё непременно рухнет. И когда Костик появился, она с ходу метнувшись ему на шею, прильнула к груди. Он, естественно, смутился, всё-таки командир. Искоса посматривая на раскрывшиеся рты бойцов, и улыбаясь, крепко сжав её руку потянул за собой в сторонку:
— Малыш, что случилось?
Ватные ноги заплутались и Юлия споткнувшись чуть не упала. Он удержал её на весу. "Сейчас можно, он просто ещё не понимает", — выпрыгивало пьяное от счастья сердце.
Прижавшись к нему, прошептала:
— Я твоя!
Тут уж сошёл с тормозов он. Подхватив на руки, подкидывал её, как пушинку к небу и кричал в облака:
— Я женюсь!
Потом прижал раскрасневшуюся в счастье невесту к груди и покрыл её румяное личико поцелуями.
— Юленька, счастье моё, ты не пожалеешь.
Голос его подрагивал. Конечно же, он волновался.
— Костик, — подтрунивая напомнила Юлия, улыбаясь глазами, — ты забываешься, на нас смотрят.
До него с трудом дошло то чем она шутила. Он широко улыбнулся и подкинув её ещё разок поцеловал:
— Это всё меняет. Ты моя жена. Я женюсь смертельно и на всю жизнь.
У Юленьки это вызвало счастливый смех: "Боже, мы семья!"
— Что сказал отец? — отрадовавшись осторожно спросил он.
— Что право исправить ошибку у нас появится только тогда, когда вырастим и выпустим в свободное плавание детей. До этого безропотно нести свой крест. Семья- это вам не бантики и скакалочки, а дети не трава придорожная, а ваш воз, который вы и должны довести не только в целости и сохранности, но ещё и не протухшим. Так он сказал.
— Годится! В воскресенье! — выдохнул счастьем он.
— Что в воскресенье? — не поняла Юля.
— Поженимся…
— В какое? — уточнила на всякий случай она.
— Это, — хмыкнул он.
— Но осталось три дня, — растерянно подняла она на него глаза.
— Юль, я дольше не смогу без тебя…
Немного озадаченная таким сроком, но страшно довольная проявлением его нетерпения, она светясь счастьем и покорой уткнулась ему в грудь.
Они зарегистрировали свои отношения тихо. На свете появилась ещё одна счастливая семья. Родители смирились: куда ж деваться-то. Собрали небольшой вечер. Но было всё как полагается в таком важном деле. Свадьба! Сидел возле окна гармонист и по обе стороны от него певуны и певуньи. Ну без этого не обходится ни одна свадьба. С Юлиной стороны были только родные и близкие подруги. Бармин не очень хотел распространяться о том, что отдаёт дочь за чужого, безродного, ещё и красного командира. Но куда деваться — через время не перепрыгнешь. А то бы здесь сидела вся его родня. Всё было бы взвешено от степени родства и значимости той роли, какую эта родня в судьбе семьи сыграла. Приглашены были бы не только сродники, но и нужные во всех соображениях люди. Эх! Куда оно делось то время?! Теперь об этом остаётся только помечтать. Вон одна голыдьба набилась. Со стороны жениха, то есть с Костиной — его заместители. Не густо. Пьют, едят, а какой от них прок. Правда сейчас Бармин хотел, чтоб свадьба прошла свадьбой, чтоб все разошлись довольные и в городке не сказали о ней ничего плохого. Мама для Юлии достала своё свадебное белое платье из атласа и кружевную фату с маленькими шёлковыми цветочками. Юлия сидела посреди комнаты и позволяла себя наряжать. Каждый вносил какую-то свою лепту в её наряд. Все были возвышенны и торжественны. Закончив эту трогательную процедуру, её подняли, подвели, держа за руки, к зеркалу. Она, собравшись с духом, подняла глаза… "Невеста!" В груди у Юлии полыхал пожар, а мама почему-то плакала. Немного устала. Волнений и хлопот было много с самого утра. Присесть удастся только за свадебным столом. Когда невесту вывели к гостям, те ахнули. Она была похожа на принцессу. Костя был сражён. Их посадили рядом. Отец был молчалив, и только беззаботная молодёжь, стоя вдоль стен, кричала "горько!" Свадьба как свадьба. Всё шло как нужно. На этот требовательный рёв, краснея до слёз в глазах и смущённо улыбаясь, невеста поворачивается к жениху. Костя привлекая осторожно её к себе и сжимая талию целовал. Делал это на виду у всех и никто не находил в том ничего худого. Оно так. Но, не смея при гостях постоянно обнимать, украдкой ловил её пальчики под столом легонько пожимая. Юлия тоже не смела посмотреть на единственного в её жизни мужчину. Она сделала свой выбор и как бы не повернулась жизнь, другого не будет никогда. У наблюдавших за свадьбой баб, обносимых стаканчиком, пьяно текли слёзы. Каждая вспомнила своё. Пили за счастье Юлии с Константин Константиновичем. За столом было шумно и оживлённо, потому что перед носом каждого стояла налитая чарка. А невеста не поднимала глаз от стола. Ей налили вина. Она держала в трясущейся руке рюмку, но пить не могла. Хотелось откусить пирожка с яблоками, но и на это не хватило сил. Как хорошо, что фата закрывает большую часть лица и никому не разглядеть её пылающие калиной щёки. "Богородица, помоги мне. Сегодня я буду его. Раз и навсегда". В голове вихрем пронеслась вольная мысль, далёкая от Богородицы: "Если б ещё знать, как это будет!" Поймав себя на таком безобразии, она ещё пуще зарделась. Гости выпили и расшумелись. С удовольствием отвешивали шутки, намекая на первую брачную ночь. Юлия краем глаза заметила как взгляд Кости задержался на её губах, обтянутой тканью груди, изгибе спины. Оторвавшись от неё, он погладил пальцем округлую рюмку и судорожно глотнул из неё. Тем временем свадебное представление вступило во второе действие. Гости выпили ещё зашумели, закричали все одновременно и прокатились по молодым смешком теперь уже насчёт медового месяца. Каждый предпочёл вспомнить своё. Сидевший напротив них сосед "колбасник" сделался не в меру криклив: ораторствуя, размахивал руками так, что сидевшие рядом с ним наклонялись. Он даже начал высказывать обиды по поводу неуважения со стороны невесты, но был вовремя наделён неурочной чаркой и выведен отдышаться во двор. Юля скосила глаз на Рутковского: не обиделся ли он? Нет, не обиделся: улыбается себе во весь свой красивый рот. А свадьба шла своим чередом. От выпитого спиртного у гостей прогресс был налицо. Они явно все отяжелели- не то что есть, а пели и то с трудом. Зато Костя не проницаем. Слушает болтовню за столом и, казалось, целиком был поглощён этим занятием. Разве что иногда улыбнётся загадочно и опять ищет её пальчики на коленях. А Юлии уже больше некуда краснеть. Вся краска, какая есть в организме на её лице. Ей не верилось, что теперь замужем. Это очень даже чудно! От этих мыслей и горячих шуток к сердцу, потом к вискам подступала горячая кровь. Она молила бога, чтоб эта пытка быстрее закончилась и они, проводив гостей, ушли в отведённую им комнату. "Ой! Мы ж останемся там одни. Совсем одни. И все будут знать, что мы одни и чем мы там будем заниматься. А чем мы там будем заниматься? Спать вдвоём, целоваться и ещё…" Про это "ещё" ей страшно было думать. — "Я ничего не знаю. А если и Костик ни-ни, что мы тогда будем делать? — обмирает она, перебирая в пальчиках кисточки скатерти. — Нет, Костик взрослый мужчина, он должен знать".