Я решительно уселась на вертящийся стул перед компьютером и сцепила пальцы на затылке. Самая любимая поза, когда приходится говорить о чем-то серьезном.
– Ну и?
– Юля, о чем вы разговаривали с шефом?
Как Вадим ни старался казаться спокойным, в его голосе прозвучала какая-то странная нотка. Как здоровенная хрустальная ваза с трещиной. Вроде бы все так и то, ничего не заметно, а звук не тот. Не тот, и все тут.
– Да ни о чем, – протянула я. – Заключили временное перемирие. Пока эта комиссия не уедет, будем изображать горячую любовь.
Из Вадима словно стерженек выдернули. Он расслабился и откинулся назад.
– Слава богу!
Я захлопала ресницами. Это до чего же надо вампира довести, чтобы он о Боге заговорил?! И что тут вообще происходит? А вот мы это сейчас и выясним! И фиг этот клыкастик уйдет отсюда, пока я не получу всю политинформацию!
– Колись, Вадик!
Вампир не стал строить из себя Зою Космодемьянскую.
– Юля, я понимаю, что тебе сложно согласиться, но Мечислав – он, в сущности, неплохой хозяин. Он умный, он не жесток, он не стремится причинять другим боль ради своего удовольствия…
– Может, хватит рекламы?! – зло перебила я.
Вампир поднял руку.
– Юля, позволь мне закончить. Мечислав – мой хозяин уже много десятилетий. Я привык к нему и не хочу никого другого. Сейчас я говорю с тобой откровенно, и, признаюсь, за этот разговор мне шеф может голову оторвать. Я очень надеюсь, что он никогда не узнает о нашей беседе.
– То-то ты меня все время Юлей называешь, – покривилась я. – Стараешься подчеркнуть, что сейчас говоришь со мной как лицо независимое?
– Вряд ли меня можно так назвать, – покривился вампир. – Но речь сейчас не об этом.
– И об этом тоже, – вздохнула я. – Не затягивай, Вадик. И называй меня так, как приказал твой хозяин. Ты ведь привык?
– Привык. Юля, ты действительно хочешь помочь шефу остаться в живых и сохранить пост Князя города?
Я на миг задумалась. Потом тряхнула головой.
– Да мне как-то все равно. Раньше мне вообще хотелось его убить, а сейчас, когда я его увидела… нет. Сейчас мне не хочется причинять ему зла. Хочется, чтобы он оставил меня в покое.
– Это тебе придется решать с ним. Но зла ты ему не желаешь?
– Не желаю.
Я прислушалась к себе – и поняла, что говорю искренне. Действительно, Мечислав поступил со мной и Даниэлем как порядочная сволочь, но сейчас я уже не была на него так отчаянно зла. Время действительно лечило раны. Я и не замечала, но в первую очередь дни и ночи выгоняли из моей души то, чему там места не было. Ненависти в первую очередь. Я никогда не умела ненавидеть. Особенно если ненависть была незаслуженной. Я отлично знала, что, если бы нам дали время, Мечислав вывернулся бы из кожи, снял последнюю рубашку и прошелся босиком по огню, только чтобы его друг остался жить.
Времени нам не дали. И виновных я отлично знала. Катька, которой черт не велел заткнуться и утопиться в унитазе. Рамирес, который мог отложить решение вопроса на одну ночь до становления Мечислава в роли Князя города. И Елизавета, которую я… нет, не ненавидела! Это была не злость и не ярость. Это было холодное и спокойное желание убить. Медленно и мучительно. За каждую минуту страданий Даниэля. За каждую секунду. За каждый его крик боли. Только тогда я смогу отпустить призрак любимого человека на свободу. Только тогда.
– Я рад, что ты смогла переломить себя.
Я пожала плечами.
– Даниэль не хотел бы, чтобы я замкнулась в своей ненависти. Он не такой меня видел. Хотя и от мести я не откажусь. Но пакостить за спиной у Мечислава не стану. Можешь ему это передать.
Столетия тренировки позволили Вадиму сохранить спокойное выражение лица. И голос оставался ничего не выражающим. Но его ярость я ощущала по всей коже. Как пару сотен муравьев за шиворотом.
– Ты считаешь, что Мечислав попросил меня поговорить с тобой?
– Нет, – я покачала головой. Я действительно так не считала. Разговор затеян по собственной инициативе Вадима. Но, когда он вернется, Мечислав обязательно вытянет из него все подробности. В уме этому зеленоглазому не откажешь. Может, потому что не блондин? Ох, опять меня не туда занесло. Я встряхнулась и решительно добавила: – Но, когда он спросит о нашем разговоре, скажи, что я не причиню ему вреда. Ему я мстить не стану.
Ярость Вадима стихала, уступая место раздумьям.
– А кому станешь?
– А это ни его, ни тебя не касается. Любовь была моя, боль и так моя, значит, и месть будет принадлежать мне.
Вадим знал меня достаточно хорошо, чтобы понять: я слов на ветер не бросаю.
– Юля, только будь осторожнее, ладно?
– Ладно. Так что ты хотел сказать?
– Юля, – бедный вампир чуть ли не заикался, произнося мое имя. Хорошо их Мечислав выдрессировал. – А к нам ты хорошо относишься? Ко мне, Борису, Валентину, Наде?
Я пожала плечами.
– Вы мои друзья. Как я могу относиться к вам плохо?
– Тогда, ради Бога, не спорь сейчас с Мечиславом! Неужели тебе так трудно хотя бы сейчас выполнять его просьбы? Ты и так его напугала, ничего страшного он тебе не прикажет…
В голосе вампира звучала такая тоска, что меня аж передернуло.
– Юля, это очень важно! Сейчас шеф должен быть в силе, чтобы встретить все атаки. Ослабевших зверей рвет их же стая. Мечислав должен будет если и не драться, то пройти босиком по клубку королевских кобр. Если ты его не поддержишь, он не справится. И пострадаем все мы. Любой другой Князь города прежде всего разберется со мной и Борисом, как особо приближенными, потом возьмется за Валентина, потому что он слабый вольп, что бы ты там ни говорила. А твоя подруга падет жертвой этой истории, потому что полезет в самый бурлящий котел. И сварится. Хотя тебя это вряд ли коснется. Ты ценное имущество, которое любой хозяин будет беречь и лелеять.
– Засохни! – Меня била крупная дрожь.
– Я могу заткнуться. А можешь ли ты заставить себя не думать?
Вадим попал по самому больному месту. Ну почему я не могу быть упрямой дурой?! Я всегда начинаю думать и просчитывать варианты. И не хочу, чтобы страдали мои близкие. Это героям мексиканского «мыла» простительно наворотить дел, а потом биться лбом об пол, уродуя паркет, и каяться так, чтобы с соседних крыш голуби падали от звукового удара. Не мог я, не хотел, не думал! Увы! А что им? Героев сценарист вытащит! А это – моя единственная и неповторимая жизнь. И спасать меня некому. Если что. Если кто. Если все пойдет под откос.
Я ведь не только сама утону, я еще маму и деда за собой потяну. И друзей. И это хуже всего.
– Иди, Вадик, – тихо сказала я.