— Ты тоже считаешь, что я неправ? Юля?
— Вы с мамой неправы, — машинально поправила я. — Нет. Меня это не касается.
Мне удалось удивить деда. Он поднял брови и уставился мне в глаза. Я попыталась объяснить.
— Дедушка, я люблю тебя и люблю маму. Не знаю, почему так поступил брат. Наверное, из-за отца. Он его очень любил. И очень часто его вспоминает. — Еще бы, братик был на девять лет меня старше. Так что бабушку он тоже помнил. И вполне мог взбеситься. Я не могла, но я — это я. По себе людей не судят. — Я тоже, но что до меня, я готова принять все таким, какое оно есть. Трава зеленная, небо голубое, вы живете вместе и не переживаете. Если вам хорошо, вы счастливы, и вы не совершаете ничего противозаконного — что в этом такого!? Живите, как хотите.
Дедушка внимательно посмотрел на меня, потом уселся рядом и обнял. Я не отодвинулась. И еще раз попыталась прояснить свою позицию.
— Я считаю, что вы заслужили свой кусочек счастья.
— А ты растешь мудрой девочкой, Юля.
Я росла не мудрой, а всего лишь безразличной, но деду я этого не сказала. Он жив, мама жива, он счастлив, она счастлива, так что еще требуется!? На мой взгляд — все остальное пустяк и мелочь жизни! А переживать из-за мелочей? Фу!
— Я знаю.
Этой же точки зрения я придерживалась и по сей день. Что поделать если двое одиноких людей совершенно добровольно решили жить вместе? Да ничего! Любите друг друга и будьте счастливы! И точка! Но о брате я ничего не знала и никогда не говорила. Я не могу сказать, что я его так уж любила. Слава был гораздо старше меня и мне, как малявке и сопливке, частенько доставалось от него на орехи. Но все-таки он был моим братом. А я вот так…
Грустные размышления прервала подруга. Она уже уснула прямо в кресле. Будить ее? Или оставить прямо так? Черт его знает! Перетащить ее на другое кресло я не смогу. Она проснется и начнется опять то же самое. Молчание. Взгляд. Вопрос. Ответ… Оно мне нужно? Нет уж, пусть спит! Так мне спокойнее.
— Мы на даче у Юли, — негромко произнесла подруга.
Я подскочила и вгляделась в ее лицо. Она была совершенно спокойна, но глаза ее двигались под тонкой кожей век. Вправо-влево, вправо-влево… Что за бред сумасшедшего здесь происходит!?
— Проехать третьим троллейбусом до конечной остановки, выйти идти на север. Мимо книжного магазина, мимо трех желтых домов, вдоль речки, перейти Чугунный мост и свернуть налево…
Я треснула себя по лбу. Как же я забыла!? Эта сцена была и в фильме. Только там — по-другому. А вот в книге было именно так. Я тряхнула подругу, потом похлопала по щекам, а потом начала трясти как грушу, но Катя не просыпалась. Пощупала пульс. Ровный и даже чуть-чуть замедленный. Дотронулась до двух дырочек на шее — и вздрогнула. Они были горячими и пульсировали. Может быть, это была только иллюзия, ведь они находились на сонной артерии, но факт оставался фактом. Они были теплее остальной кожи и пульсировали сильнее и не в такт крови. Катя замолчала — и я попыталась разбудить ее. Брызгала водой, орала в ухо, хлопала по щекам, жгла перед носом перья, махала нашатырем — все впустую. Потом убедилась в бесполезности затеи, вспомнила кое-что хорошее про вампиров и рванулась на второй этаж. Там должно быть то, что мне необходимо. Во-первых, — лейкопластырь в аптечке. Во-вторых, — крепкая веревка. И, в-третьих, — мое единственное оружие на данный момент, не считая банки с маринованным чесноком — подаренная деду сабля. Если эту пакость можно назвать оружием. Длинная дура в жутко роскошных ножнах. Из тех, что держать дома противно, а выкинуть — друга обидеть. Но наточена она была на совесть. Дедушка, хотя и оставлял ее на даче в надежде на воров, но иногда вытаскивал ее из ножен и точил лезвие. Оружие должно быть в рабочем состоянии. Я попробовала вытащить ее из ножен и осталась довольна. Тяжело, но держать можно. А рубить? Я надеялась, что не получу ответа на этот вопрос. Свои способности я знала. Если я попробую кого-то треснуть этой дурой, тем более рубить, дело кончится двумя смертями. Я зарежу сама себя, а мой враг помрет со смеху. Я связала Кате руки, укрыла подругу одеялом и еще привязала к креслу поверх одеяла. Рядом положила пластырь и ножницы. Кое-что я помнила. Вампиры не могут войти в дом, пока их не позовут или не пригласят. Но позвать или пригласить у нас может только Катя. Как этого избежать? Просто! Заклеить ей рот! А пока — внимательно наблюдать за ее состоянием. Или лучше заклеить ей рот сразу? Эй, а я вообще-то в своем уме? Я что — серьезно готовлюсь к нашествию вампиров? Но лучше быть готовой к самому худшему. Вампиры так вампиры. Если это не они — развяжу подругу и извинюсь. Я попробовала еще раз разбудить Катюшу, пошлепала по щекам, побрызгала водой и даже ненадолго зажала нос, но это опять не помогло. Полный ноль. И что мне теперь делать? Можно не верить в вампиров. Хорошо. Я не верю. Но если это они, то я окажусь в большой попе, чтобы не сказать хуже. Если же это не вампиры, то лучше обезопасить себя. Всю ночь я не просижу, а что придет в голову Кате — предсказать невозможно. Кстати, о приходе в голову! Я рванулась к дверям. Мой дом — моя крепость. Поэтому дверь у нас стоит такая, чтобы без тарана не высадили. Три замка, две цепочки. Я закрыла их все и по старой привычке бросила ключи в ящик комода. И тут же пожалела об этом. Мы же туда складываем на зиму всякое барахло! Лампочки, гвоздики, цепочки, игрушки.… Всякий мусор, который стихийно накапливается в доме. Выкинуть жалко, а разобрать — руки не доходят. А, ладно! Утром буду их выкапывать! Все равно до утра я ни шага за порог не сделаю. Катька успела меня серьезно напугать, и я ждала самого худшего. Может быть не вампиров, но каких-нибудь маньяков! Мало ли шизофреников на планете?! Мне и одного хватит! И пусть меня считают идиоткой и перестраховщицей! Я не в претензии! Не хотелось бы проснуться в компании бабушки и папы. Я не знаю, что нас ждет после смерти, и вовсе не жажду узнать это так скоро. Мне нравится жить и мне нравится моя жизнь. Я не согласна с ней расстаться так рано. Мне и двадцати-то еще нет! Будет в мае!
Я подумала — и заклеила Кате рот. Так, на всякий случай, сложила поудобнее свое оружие и сотовый телефон. И уставилась на нее. И, разумеется, задремала. Не выдержала. А вы попробуйте сами смотреть на что-нибудь одно. Поневоле уснете. Но проснулась очень быстро. От Катиного мычания. Она, по-прежнему с закрытыми глазами, мычала и вертелась на кресле. Но произнести ничего не могла. Пластырь не давал. Кажется, она хотела встать, но веревки не пускали. Хорошие такие, крепкие, хрен разорвешь! И меня это радовало. Тем более что Катька проделывала все это с закрытыми глазами. Ну, как лунатик! Ладно, мы с ней днем поговорим! Я устроилась в кресле — и тут в дверь громко постучали.
Я подскочила в кресле. Но хоть удавись, а надо идти открывать. Если это милиция или кто-то из соседей, которые заметили свет и дым, лучше все разрулить сейчас, а не ждать наряда с ментами.
— Кто там? — громко спросила я.
— Андрэ!
Голос мне был определенно незнаком.
— И кто же вы такой, Андрэ? — выясняла я из-за двери.