И Ванни: «Те, кто не извлекают уроков из прошлого, обречены повторять его».

И его мать: «Роланд, почему ты всегда такой серьезный? Никогда не можешь расслабиться?»

Однако, голос прошептал это снова

(иначе, на этот раз, может, будет иначе)

и Роланд вроде бы уловил запах, отличный от солонцового и бес-травы. Подумал, что это аромат цветов.

Подумал, что это аромат роз.

Он перебросил мешок со снаряжением с одного плеча на другой, коснулся рога, который висел на правом бедре. Древнего рога, в который когда-то трубил Артур Эльдский, так, во всяком случае, говорила история. Роланд отдал его Катберту на Иерихонском холме, а когда Катберт пал, Роланд задержался ровно на столько, чтобы поднять рог и выдуть из него пыль смерти.

«Это твой сигул», — прошептал умолкающий голос, который принес с собой нежно-сладкий аромат роз, запах дома в летний вечер (О, потерянного!) ; камень, роза, ненайденная дверь; камень, роза, дверь.

«Это твоя надежда, что на этот раз все может пойти иначе, Роланд… что тебе может ждать покой. Возможно, даже спасение».

Пауза, а потом:

«Если ты устоишь. Если не уронишь чести».

Он покачал головой, чтобы прочистить мозги, подумал о том, чтобы еще глотнуть воды, отказался от этой мысли. Вечером. Когда он разожжет костер на кострище Уолтера. Тогда и попьет. А пока…

А пока следовало продолжить путь. Где-то впереди высилась Темная Башня. Но ближе, гораздо ближе был человек (Человек ли? Кто это знал?) , который, возможно, мог рассказать ему, как добраться туда. Роланд не сомневался, что поймает его, а когда поймает, человек этот заговорит, да, да, да, говорю это на горе, чтобы ты услышал в долине: Уолтер будет пойман, и Уолтер заговорит.

Роланд вновь прикоснулся к рогу, и прикосновение это странным образом успокаивало, словно он никогда раньше не касался его.

«Пора идти».

Человек в черном уходил в пустыню, и стрелок последовал за ним.

19 июня 1970 г . — 7 апреля 2004 г.

Я говорю Богу, спасибо.

Приложение

Роберт Браунинг

Чайлд Роланд к Темной башне пришел

I.

Калека древний и седой — он лгал,

И глаз его наполнен злобой был,

Когда он, объясняя путь, следил,

Как я покорно лжи его внимал -

Беззубый рот, кривившись, выдавал,

Что в мыслях он меня похоронил.

II.

Зачем его оставить здесь могли,

Чтоб посохом не сбивать с дороги тех,

Дошедших до него? Быть может, смех

Он сдерживал — и трещины земли

Им были эпитафией в пыли,

Когда он посылал на смерть их всех.

III.

Его слова — мне дальше не пройти,

Мне надо повернуть на этот тракт,

Что уведет от Темной Башни в мрак…

Я понял: предо мной — конец пути,

И рядом цель, что я мечтал найти…

Но смысл за годы обратился в прах,

IV.

Как будто мое странствие во мгле,

Мой поиск, длившийся так много лет,

Сознанья тихо загасили свет -

Так тает след дыханья на стекле.

Лишь сердце бьется яростно во мне -

И резонанс в ушах звенит в ответ -

V.

Моей души потухшей слабый стон…

Я — словно умирающий больной,

Почти что труп, но все еще живой,

Когда уже ушли друзья, и он

Один, и ум туманом окружен -

И слушает беседу за стеной.

VI.

«А есть ли рядом кладбище?»

«А где Мы проведем обряд?» «А сможем мы -

Как хорошо, что снег сошел с зимы!

— Все приготовить, например, к среде?»

— Так говорят о всякой ерунде -

И в ярости он рвется к ним из тьмы.

VII.

Я долго странствовал. Я видел кровь,

Пророчества, мечты, что не сбылись. Друзья мои в

Отряде, что клялись

Дойти до Башни — вновь, и вновь, и вновь

Я видел их тела, и вся любовь

Друг к другу не могла спасти… И ввысь

VIII.

Глаза бездумно смотрят. Это мой Удел?

И я свернул, не слыша слов,

От в воздухе звенящих голосов,

От зла калеки на дороге той -

В кошмар, его указанный рукой -

К закату из моих ужасных снов.

IХ.

Я обернулся шага через два -

В последний раз увидеть путь назад -

Но ни дороги, ни калеки — в ряд

Стоит за мной засохшая трава,

Что шелестит в безветрие едва,

И не на чем остановить свой взгляд.

X.

Итак, опять вперед! Я никогда

Природы безнадежней не встречал -

Всю пустошь молочай заполонял,

Корявый, грязный куколь без стыда,

Крадучись, тихо пробрался сюда

И почву плодородную украл.

XI.

Нужда, гримасы, ужаса печать -

Удел этой страны. «Ну что ж, смотри -

Или закрой глаза!» — слова земли,

Что под ноги ложится умирать.

Здесь некому и нечего терять -

Лишь Страшный Суд проказу исцелит.

ХII.

Обугленный чертополох ко мне

Тянул свои останки; рядом с ним,

Без листьев, с стеблем жалобным одним,

Дрожала полевица. По весне,

Пожарища мрачней, в предсмертном сне

Встречала пустошь солнца едкий дым.

XIII.

Как вылезшие волосы редки,

Травинки тонкие пронзают грязь -