Темная Башня | Страница: 81

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Эдди подумал, что он смог, во всяком случае, ему пришла в голову мысль о том, что из его брата Генри вышел бы потрясающий Разрушитель. При условии, что ему позволили бы взять с собой героин и альбомы «Криденс клиауотер ревайвел» [56] .

Долгая пауза от Теда, потом печальный смешок.

«Я думаю, пора чуть укоротить эту длинную историю. Мы прошли через дверь, прочее оставим за кадром. Если вы проделали тот же путь, то знаете, какими неприятными ощущениями сопровождается этот переход, когда дверь работает не на должном уровне. А дверь между Санта-Майрой и Тандерклепом была куда в лучшем состоянии, чем некоторые из дверей, через которые мне пришлось потом проходить.

На мгновение мы видели только темноту той стороны да вой зверей, которых тахины называют дикими собаками. Потом зажглись прожектора и мы увидели этих… этих существ с головами птиц, горностаев, одного с головой быка, с рогами и все такое. Джейс закричал, я — тоже. Дейв Иттауэй повернулся и попытался убежать, но его схватил Армитейдж. А если бы и не схватил, куда бы он побежал? Обратно в дверь? Так она закрылась и, насколько мне известно, была односторонней. Только Таня, единственная из нас, не издала ни звука, а когда взглянула на меня, в ее глазах я увидел облегчение, то же прочитал и в мыслях. Потому что мы знали, понимаете. Не на все вопросы мы получили ответы, но на два, очень важных, получили. Где мы находились? В другом мире. Когда мы могли вернуться? Никогда. Наши деньги в «Морском банке» Сан-Франциско будут множиться и множиться, превращаясь в миллионы, и никто не сможет их потратить. Потому что тот мир мы покинули навсегда.

Нас уже ждал автобус, с роботом-водителем, которого звали Фил. «Меня зовут Фил, я стар, но мил, а лучшая новость — я никогда не пил». Пах он, как молния, а внутри у него постоянно что-то щелкало. Старина Фил уже мертв, его отвезли на кладбище поездов и роботов, сколько их там покоится, известно только Господу, но механических помощников здесь хватает, чтобы завершить начатое, я в этом уверен.

Дик потерял сознание, когда вы вышли из двери на стороне Тандерклепа, но к тому времени, когда впереди показались огни поселения, пришел в себя. Таня положила его голову себе на колени, и я помню, с какой благодарностью он на нее смотрел. Это забавно, что остается в памяти, не так ли? Нас проверили у ворот. Распределили по общежитиям, проследили за тем, чтобы мы поели… еду подали отменную. И потом кормили не хуже.

На следующий день мы вышли на работу. И, если вычесть мой маленький «отпуск в Коннектикуте», работали постоянно».

Еще пауза, а потом:

«Видит Бог, с тех пор мы работали. И, прости, Господи, большинство из нас были счастливы. Потому что талант хочет одного — быть востребованным».

9

Он рассказывает о нескольких первых вахтах в Читальне и осознании, не постепенном — почти мгновенном, что они здесь не для того, чтобы вычислять шпионов, или читать мысли русских ученых, или «сбивать что-то космическое», как сказал бы Динки (не то, чтобы Динки появился здесь раньше, чем он, но Шими — появился). Нет, они делали другое — что-то разрушали. Он мог чувствовать это что — то, не только в небе над Алгул Сьенто, но везде, вокруг них, даже под ногами.

И однако, его все устраивало. Кормили хорошо, его сексуальный аппетит с годами несколько угас, но он не отказывал себе в удовольствии время от времени потешить своего молодца, всякий раз напоминая себе, что виртуальный секс — та же мастурбация. Но при этом долгие годы он трахался только с проститутками, как и многие мужчины, постоянно перепархивающие с места на место, и на собственном опыте знал, что такой секс также не слишком отличается от все той же мастурбации; ты долбишь ее изо всех сил, пот льет с тебя градом, она ахает и охает, при этом думая, есть ли в баке бензин, или стараясь вспомнить, когда отоваривают купоны в «Красном — и — Белом». Как и в других жизненных ситуациях, тут приходится задействовать воображение, а вот это Тед умеет, визуализация дается ему легко, спасибо вам большое. Он доволен тем, что у него крыша над головой, доволен компанией… охранники — это охранники, все так, но он верит им, когда они говорят, что наполовину их работа — оберегать кампус от тех, кто может проникнуть в него снаружи, и лишь вторая половина — не выпускать из него Разрушителей. Ему нравится большинство тех, кого охраняют вместе с ним, а где — то через год — два он понимает, что нужен обитателям общежитий. Он может успокоить, когда их охватывает ярость; может снять острый приступ тоски по дому часовым разговором. И это, конечно, хорошо. Может, хорошо все, что они тут делают. Во всяком случае, есть у него такое ощущение. Тосковать по дому — это человеческое чувство, а вот Разрушать — божественное. Он пытается объяснить Роланду и его тету, но лучшее, что он может сделать — найти самое подходящее, на его взгляд, сравнение: Разрушать — все равно, что наконец — то почесать то место на спине, которое все время сводило тебя с ума терпимым, но постоянным зудом, а дотянуться до него никак не удавалось. Ему нравится ходить в Читальню, точно так же, как и остальным. Нравится сидеть там, вдыхать запах хорошего дерева и хорошей кожи, искать… искать… а потом, внезапно, а-а-а-х. Ты разрушаешь, бэби, а разрушать — это божественно.

Динки как — то сказал, что Читальня — единственное место, где он действительно ощущал сам себя, вот почему ему и хотелось ее закрыть. Если возможно, сжечь. «Я же знаю, что могу натворить, когда ощущаю самого себя, сказал он Теду. — Когда я, вы понимаете, в ладу с самим собой». И Тед понимал, о чем речь. В Читальне всем было слишком уж хорошо, даже не верилось, что такое возможно. Ты садишься, при желании берешь в руки журнал, смотришь на картинки моделей и маргарина, кинозвезд и автомобилей, и чувствуешь, как твой разум поднимается ввысь. Луч вокруг тебя, ты словно в энергетическом коридоре, но твой разум всегда поднимается к крыше и, когда добирается туда, находит большой древний, наклонный желоб.

Может, однажды, когда Прим только — только отступил и голос Гана еще отдавался эхом в чертогах макровселенной, Лучи были гладкими и полированными, но те дни канули в лету. Теперь Путь Медведя и Черепахи бугрист и разъеден, на поверхности полным — полно бухт, седловин, пещер и расщелин, достаточно мест, за которые можно уцепиться. Иногда ты медленно ползешь по ним, иной раз чувствуешь, как проникаешь внутрь, как капля кислоты, способная мыслить. И все эти ощущения невероятно приятны. Сексуальны.

А для Теда в этом есть и кое — что еще, хотя он и не знает, что он — единственный, у кого это есть, пока ему не говорит об этом Трампа с. Трампа с, понятное дело, не собирался ничего ему говорить, но у него жуткая экзема, и вот это кардинально все меняет. Трудно поверить, что лавры спасения Темной Башни, возможно, принадлежат вечно зудящей коже на голове, но эта идея не притянута за уши.