Из-за чего, черт побери, он вдруг так разволновался? Он ничего на самом деле не видел, ничего не слышал. И все же в черноте дверного проема крылось что-то, повергавшее его в жуткую дрожь.
Он отступил назад, быстро взмахнув продолжавшей работать камерой. Луч света метнулся по стенам и по потолку. Спиной Туссен натолкнулся на труп, оказавшийся тошнотворно твердым.
Просто повернись, убеждал он себя. Ты все снял. Повернись и сматывайся отсюда.
Он повернулся, готовясь бежать.
И все же бежать Туссен не мог, подсознательно чувствуя, что если он сейчас не оглянется и не посмотрит, что там, то никогда уже не осмелится. И еще он чувствовал, что если инстинкт его не обманул, то бежать теперь нет смысла.
Подняв камеру, приставив к глазу видоискатель и тяжело дыша, Туссен снова повернулся назад и очень медленно направил луч света в темноту дальнего дверного проема.
Прямо в клубящийся за ним кошмар.
— Я получил твое сообщение, — сказал Маршалл, входя в лабораторию Фарадея и закрывая за собой дверь. — Что-нибудь нашел?
Фарадей посмотрел на Маршалла, потом на Чена, потом снова на Маршалла. Взгляд его из-под круглых очков в черепаховой оправе казался слегка обеспокоенным, но само по себе это Маршалла не удивило. Фарадей всегда выглядел так, даже в лучшие дни.
— Это скорее интересное скопление фактов, чем нечто стройное, — сказал Фарадей.
Его почти не было видно среди пробирок и оборудования.
— Неважно.
— Я эти факты не могу ничем подкрепить. По крайней мере, здесь.
Маршалл скрестил руки.
— Даже если так, правление университета от меня ничего не узнает.
— Однако предупреждаю, что Салли…
Маршалл устало вздохнул.
— Выкладывай, Райт.
— Ладно. — Слегка поколебавшись, Фарадей откашлялся и разгладил запятнанный супом галстук, который всегда у него болтался поверх халата. — Кажется, я понял. Я имею в виду… почему растаял лед. В хранилище.
Маршалл ждал.
— Я говорил тебе, что мы вернулись в пещеру, чтобы взять новые образцы льда. Мы исследовали их с помощью рентгеновской дифракции, и они оказались весьма необычными.
— В каком смысле необычными?
— Совершенно другая кристаллическая структура. Не такая, как у нормального льда.
Маршалл оперся о стол.
— Дальше.
— Ты ведь знаешь, что существует много разновидностей льда? Я имею в виду, отличающихся от того, что мы кладем в лимонад или соскребаем с окон автомобилей. — Он начал загибать пальцы. — Есть лед-два, лед-три, пять, шесть, семь и так далее, до льда-четырнадцать — каждый со своей кристаллической структурой, со своими физическими свойствами.
— Что-то помню на этот счет из курса физики. Требуется высокое давление или крайне низкая температура, чтобы произошла трансформация одного состояния в другое.
— Верно. Но самое необычное в том, что некоторые из этих типов льда после формирования способны оставаться в твердом состоянии при температуре намного выше точки замерзания. — Он протянул Маршаллу сквозь лес пробирок лист бумаги. — Смотри. Вот структурная диаграмма для льда-семь. При достаточном давлении этот лед может сохранять исходную плотность при температуре вплоть до двухсот градусов Цельсия.
— Ничего себе! — присвистнул Маршалл.
— Но суть вот в чем, — продолжал Фарадей. — Я читал статью в «Нейчур» запрошлый месяц, где описывается другой тип льда, который теоретически может существовать, — лед-пятнадцать. Лед, обладающий полностью противоположными свойствами.
— Ты хочешь сказать… — Маршалл запнулся. — Ты хочешь сказать, что этот лед тает при температуре ниже нуля градусов по Цельсию?
Фарадей кивнул.
— Ключевое слово — «теоретически», — добавил Чен.
— И необычная кристаллическая структура льда из пещеры соответствует льду-пятнадцать?
— Точно сказать невозможно, — ответил Фарад ей. — Но вполне может соответствовать.
Маршалл оттолкнулся от стола и прошелся туда-сюда.
— Значит, существует вероятность — лишь вероятность, — что лед растаял сам по себе.
— Ночью они запустили режим медленного прогревания, — сказал Фарадей. — А когда обнаружилась пропажа добычи, никто в суматохе не позаботился проверить температуру в хранилище. Чтобы убедиться, что она действительно отвечает расчетной.
— Верно. — Маршалл остановился. — Никто о том не подумал. Они просто оставили дверь открытой и побежали искать кота.
— Позволив температуре внутри хранилища быстро вернуться к уровню уличной, — добавил Чен.
— Значит, вполне возможно, что никакого саботажа не было, — проговорил Маршалл. — Процесс оттаивания шел в соответствии с планом. Виновником оказался сам лед.
Фарадей кивнул.
— Каким образом мог образоваться столь необычный лед? — спросил Маршалл.
— В том-то и загадка, — сказал Чен.
В лаборатории ненадолго стало тихо.
— Весьма интересное предположение, — наконец заметил Маршалл. — Но даже если ты прав и не было ни саботажа, ни вора, остается вопрос — что случилось с котом?
Едва успев договорить, он тут же заметил, что взгляд Фарадея стал еще тревожнее.
— Нет, не говори ничего, — продолжал Маршалл. — Дай сам догадаюсь. Кот выбрался наружу.
— Ты видел мои фотографии пола в хранилище. Следы такие, будто кто-то выбирался из него, а не пытался залезть внутрь. И там работали не пилой.
— Верно. На следы от пилы прорези не похожи. Но и на следы когтей тоже. Они… — Маршалл внезапно замолчал. — Погоди минуту. Все это, конечно, весьма разумно, таяние льда ниже точки замерзания и все такое. Но есть одна серьезная проблема. Чтобы кот смог высвободиться из оставшегося льда, а затем выбраться из хранилища, он должен быть живым. Но он был мертв уже много тысяч лет.
— Именно эту проблему мы и обсуждали, когда ты пришел, — сказал Фарадей. — Для нее я тоже нашел ответ — и опять-таки теоретический.
Маршалл посмотрел на него.
— Когда зверь замерз, в клетках его тела должны были образоваться ледяные кристаллы. Что смертельно.
— Может быть. Но возможно, и нет. В прошлом году на конференции по эволюционной биологии в Беркли я слушал доклад о Березовском мамонте.
— Не слыхал о таком.
— Шерстистый мамонт, найденный в Сибири в начале двадцатого века. Полностью замерзший, с фрагментами соцветий лютика в зубах.
— И что?
— Вопрос в том, каким образом мамонт смог замерзнуть столь быстро в достаточно теплой местности, где цвели лютики?