Экберг немного подумала, затем медленно кивнула.
— Спасибо.
— Эван проводит вас наверх, да, Эван? А меня прошу извинить, мне нужно кое-что срочно закончить.
Слегка улыбнувшись, он кивнул Маршаллу и направился в сторону своей временной лаборатории.
— Как интересно, — сказала Экберг. Каждое ее слово сопровождалось клубочками пара, выкатывавшимися изо рта. — Не думала, что когда-нибудь увижу такое чистое, ясное небо.
Они шагали к ледовому полю, залитому яркими лучами солнца. Несмотря на раздраженное ворчание руководителя экспедиции, Фарадей предпочел пойти с ними и теперь тяжело дышал, поднимаясь по склону. В течение месяца он совершал подобные восхождения как минимум по разу в день, и тот факт, что они до сих пор давались ему с трудом, говорил, что годы сидячей лабораторной работы не проходят бесследно. Экберг же шла легко, без усилий и успевала вертеть во все стороны головой, иногда бормоча что-то в цифровой диктофон. Для тепла поверх кожаной куртки молодая женщина набросила запасную парку Пенни Барбур.
— Понимаю, о чем вы, — ответил Маршалл. — Жаль, что это все ненадолго.
— Прошу прощения?
— Дни делаются все короче. У нас осталось еще две-три недели, а потом наступит полярная ночь. Часов двадцать тьмы в сутки. И мы уедем.
— Неудивительно, что вы так спешите. Так или иначе, Алана эти цвета приведут в полный восторг.
— Алана?
— Алана Фортнема, нашего главного оператора. — Она посмотрела на голубой ледник, уходящий к лазурному небу. — Как гора Фир получила свое название?
— В честь Уилберфорса Фира, исследователя, который ее открыл.
— Это открытие сделало его знаменитым?
— Собственно, оно его погубило. Он погиб при осмотре кальдеры.
— О! — Экберг пробормотала что-то в диктофон. — Кальдера. Значит, это вулкан?
— Потухший вулкан. Вообще, довольно странная штука — единственное геологическое образование на тысячи квадратных миль промороженной тундры. До сих пор идут споры, как могло такое произойти.
— Доктор Салли говорил, что там опасно. Что он имел в виду?
— На самом деле гора Фир — всего лишь мертвый конус доисторической лавы. Из-за погодных условий и под давлением ледника она стала хрупкой. — Он показал на острые, как ножи, разломы в долине, затем на одну из больших пещер, усеивавших внизу горный склон. — Подобные лавовые ходы возникают, когда поверх активного потока магмы образуется застывшая корка. За многие годы их своды становятся ненадежными и легко могут обрушиться. В итоге гора напоминает огромный карточный домик. Нашу находку мы обнаружили в конце одной из таких пещер.
— А белые медведи, о которых он упоминал?
— На вид они вполне симпатичные твари, но крайне агрессивные по отношению к человеку, особенно в наше время, когда их повсюду теснят. Вашим людям, когда они сюда явятся, лучше не покидать огороженную территорию без оружия. На базе есть склад крупнокалиберных ружей.
С минуту они поднимались молча, затем Экберг заговорила снова:
— Вы ведь палеоэколог, верно?
— Да, специалист по четвертичному периоду.
— А чем именно вы здесь занимаетесь?
— Палеоэкологи вроде меня пробуют получить представление об исчезнувших экосистемах на основе ископаемых и других древних свидетельств. Мы пытаемся определить, какие существа обитали на земле, чем они питались, как они жили и умирали. Я выясняю, какая экосистема существовала здесь до наступления ледника.
— Ибо теперь, когда ледник отступает, эти свидетельства проявляются?
— Именно.
Она посмотрела на Маршалла проницательным, испытующим взглядом.
— Что за свидетельства?
— Следы растений. Слои ила. Некоторые макроорганические остатки вроде древесины.
— Ил и труха, — сказала Экберг.
Маршалл рассмеялся.
— Не слишком модная тема для «Терра-Прайм», верно?
Она рассмеялась в ответ.
— И на что они вам?
— Дерево и прочую органику можно подвергнуть радиоуглеродному анализу, чтобы определить, как давно похоронил их ледник. В отложениях ила можно найти пыльцу, которая, в свою очередь, скажет о том, какие растения и деревья доминировали здесь до оледенения. Понимаете, современные экологи изучают мир таким, каким он сделался после долгих веков человеческого влияния. А я выясняю, каким он был до того, как человек стал царем природы.
— Вы пробуете воссоздать прошлое, — сказала Экберг.
— В некотором смысле — да.
— По мне, так весьма неплохо звучит. И полагаю, ледник для подобных трудов — самое подходящее место, поскольку он хранит все свои тайны в замороженном состоянии, словно в капсуле времени, так?
— Именно так, — сказал Маршалл, восхищаясь ее способностью схватывать на лету самую суть незнакомых ей прежде вещей. — Не говоря уже о том, что тающий лед просто высвобождает то, что в нем содержалось, в нетронутом виде. И не приходится возиться с лопатами и кирками, выковыривая ископаемые и полуископаемые образцы из земли.
— Весьма прагматичный подход. А что такое полуископаемые? Наполовину погруженные в грунт?
Маршалл снова рассмеялся.
— Так палеонтологи называют ископаемые, которым меньше десяти тысяч лет.
— Понятно. — Экберг повернулась к Фарадею, с трудом взбирающемуся вверх. — Доктор Фарадей, а вы — биолог-эволюционист, да?
Фарадей остановился, чтобы перевести дух, и она тоже остановилась, а с ней задержался и Маршалл. Биолог кивнул, перекидывая рюкзак с одного плеча на другое.
— И это означает…
— Коротко говоря, я изучаю то, как меняются виды с течением времени, — тяжело дыша, проговорил Фарадей.
— А почему вы занимаетесь этим здесь, в столь негостеприимном месте?
— Я исследую влияние глобального потепления на развитие видов.
На ее лице возникла улыбка.
— Значит, вы и в самом деле занимаетесь глобальным потеплением. В то время как доктор Маршалл лишь использует его эффект.
В голове у Маршалла негромко прозвучал тревожный звоночек. «Терра-Прайм» финансировала экспедицию исходя из того, что каждый в ней будет проводить изыскания строго в рамках заявленной темы. Но улыбка Экберг выглядела вполне дружелюбно, и он улыбнулся в ответ.
Они опять ненадолго остановились, чтобы Экберг могла сделать еще несколько заметок в блокноте. Маршалл ждал, глядя на горизонт. Достав бинокль, он протянул его Экберг.
— Взгляните. Там, к юго-западу, в тундре.
Она посмотрела в бинокль.
— Черт побери. Два белых медведя. — С минуту она наблюдала за ними, затем отдала бинокль Маршаллу. — Нам придется вернуться?