Ашер кивнул.
— Минут двадцать тому назад работа закончилась.
— И что, эти четырнадцать линий бинарного кода удалось перевести в какие-нибудь программы?
— Да. В одну.
— Неужели? — заволновался Ашер.
— Это алгоритм для простого математического действия. Вот, смотрите.
Мэррис нажал еще одну клавишу, и на мониторе появилась цепочка команд.
Ашер вгляделся:
— А что делает программа? — спросил Ашер.
— Вы можете заметить, что она написана как последовательность повторяющихся вычитаний, замкнутых в цикл. Таким же образом производится деление на машинном языке — повторяющимся вычитанием. Ну, это один способ. Еще вы можете делать арифметический сдвиг вправо, но для этого потребуется более специализированная компьютерная система.
— Значит, это задача на деление.
Мэррис кивнул.
Ашер ощутил, что удивление и интерес смешиваются с внезапным радостным возбуждением.
— Не тяните. Какое число они делят?
— Единицу.
— Единицу. И на что ее делят?
— Видите ли, сэр, в этом-то и проблема…
Дверь в ряду полудюжины подобных в пустом, безликом коридоре в северо-восточном квадранте третьего уровня. Надпись на ней совсем простая: «Радиология — Пик».
Коммандер Королис кивком велел одному из сопровождавших его морских пехотинцев открыть дверь и вошел внутрь. Заглянув через плечо коммандера, Питер Крейн увидел маленькую, но явно очень хорошо оборудованную лабораторию. Даже слишком: большая часть пространства была забита громоздкими приборами. У входа перед компьютером сидела женщина азиатской внешности в белом халате и быстро набирала что-то на клавиатуре. Она подняла взгляд при появлении гостей, потом встала, поклонилась и улыбнулась.
Королис ей не ответил. Он повернулся, неодобрительно посмотрел на Крейна одним глазом; другой глаз смотрел в какую-то точку за плечом доктора.
— Это должно вам помочь, — сказал Королис.
Он еще раз оглядел помещение, словно проверяя, может ли врач отсюда что-нибудь унести, и вышел в коридор.
— Снаружи поставьте охрану, — приказал он морякам и ушел.
Крейн какое-то время смотрел вслед уходящему коммандеру. Потом кивнул военным и вошел в кабинет, закрыв за собой дверь. Послышался негромкий скрип резины — уплотнительная прокладка дверного проема вставала на место. Крейн подошел к женщине, которая по-прежнему стояла у стола и улыбалась.
— Питер Крейн, — сказал он, пожимая ей руку. — Извините, что отвлекаю, но у меня нет рабочего места в закрытой зоне, а у вас, как мне сказали, в кабинете имеется стол с подсветкой.
— Хьюи Пинг, — ответила женщина, показывая в улыбке сверкающие белые зубы. — Я о вас слышала, доктор Крейн. Это вы исследуете все заболевания?
— Да. А сейчас мне надо просто посмотреть новые рентгеновские снимки.
— Пожалуйста, можете пользоваться всем, чем хотите.
Хьюи была маленькая и худенькая, карие глаза ярко сверкали за круглыми черными очками. Она говорила на безупречном английском, но с сильным китайским акцентом. Крейн решил, что ей лет тридцать.
— Стол с подсветкой вон там.
Крейн глянул в указанном направлении.
— Спасибо.
— Если что-то понадобится, обращайтесь.
Крейн подошел к столу, включил подсветку и вытащил рентгеновские снимки, которые только что по его распоряжению сделали нескольким рабочим бурового комплекса. Догадка подтвердилась: никаких проблем. Снимки оказались абсолютно ничем не примечательны, все было в порядке.
За последние несколько часов Крейн провел неофициальный осмотр нескольких людей, работавших в буровом комплексе. И выяснил, что тут проблемы такие же, как и у пациентов в зоне общего доступа, — неопределенные и раздражающе разнообразные. Один жаловался на сильную тошноту. Другой — на ухудшение зрения. Несколько обращений относились скорее к психологической стороне — расстройства аппетита, атаксия, провалы в памяти. Ни один из случаев не походил ни на что серьезное, и, как и раньше, казалось, ничего общего между ними нет. По-настоящему интересным был только один: молодая женщина, сотрудница бурового комплекса, проявила заметную расторможенность. Обычно тихая, спокойная трезвенница, в последние десять дней она превратилась в примитивно агрессивную и сексуально распущенную. Накануне ее пришлось подвергнуть домашнему аресту, когда выяснилось, что она вышла на смену в подпитии. Крейн побеседовал с женщиной, поговорил с ее коллегами и теперь собирался послать Роджеру Корбетту подробное сообщение, конечно, должным образом отредактированное.
Вздохнув, Крейн убрал со стола снимки. Он велел сделать магнитно-резонансную томографию и взять анализы крови, которые позднее будут исследованы в лаборатории, но при этом не мог отделаться от опасения, что результаты окажутся прежними, нисколько не информативными. В душе он надеялся, что на закрытых уровнях ему повезет больше. Конечно, ему совсем не хотелось, чтобы заболел еще кто-нибудь, тем не менее если в буровом комплексе, то есть там, где идет главная работа, заболеваемость возрастет, это поможет найти разгадку. Однако люди в буровом комплексе чувствовали себя ненамного хуже тех, кто обитает наверху.
Зато Крейну стало понятно, что Спартана встревожила не тяжесть заболевания, а избирательность. Ранее страдали только рядовые сотрудники, и адмирал событиями не интересовался. Но теперь, когда занемогли те, кто отвечал за проходку, адмирал забеспокоился.
Крейн выключил подсветку стола. Даже если новые случаи окажутся несущественными и непоказательными, они уже сослужили ему хорошую службу. У него теперь есть доступ на закрытые уровни станции. Таким образом, количество людей, которых он сможет наблюдать, сразу удвоилось, не говоря уже о том, что теперь он может учитывать и возможное влияние среды.
Исследовательница Хьюи Пинг оглянулась. Она была похожа на черно-белый рисунок: темные волосы, глаза и очки. Белый лабораторный халат и бледная, почти прозрачная кожа.
— Что-то вы не слишком веселы, — сказала она.
Крейн пожал плечами.
— Все получается не так быстро, как я надеялся.
Пинг выразительно закивала, натягивая латексные перчатки.
— И у меня то же самое.
Ее коротко остриженные блестящие темные волосы качнулись.
— А над чем вы работаете?
— Смотрите.
Пинг указала на какое-то громоздкое оборудование.
Крейн подошел поближе, заглянул. К своему удивлению, он увидел очередной артефакт — точно такой же, как тот, что вчера ему показывал Ашер. Предмет висел в воздухе, переливаясь мириадами цветов. От верхнего края предмета к потолку кабинета шел такой же тонкий лучик чистого белого цвета.