Тэл не почувствовал разреза — таким острым был скальпель, — не увидел, как Симон вспарывает ему живот, но теперь он ощущал свои вывалившиеся внутренности; Тэл отчаянно пытался запихнуть их обратно, а они скользили у него между пальцами извивающимися угрями. Выплеснувшись из распоротого живота, внутренности упали на землю. Он тщетно попробовал поймать их, чтобы заполнить образовавшуюся в груди пустоту. И тут наконец холодные щупальца смерти стиснули его, и Тэл, пошатнувшись, упал. И расстался с жизнью.
Тень Финстера плясала на стене его маленького личного кабинета; последние свечи догорали. Снова превратившись в спокойного, сдержанного, воспитанного человека, он любовался лежащими на подушечке ключами. Его минутные страхи утихли; ключи снова у него в руках, и в самое ближайшее время предстоит возвращение домой.
Что бы он ни говорил, на самом деле у него так и не было времени насладиться своей добычей, если не считать той первой ночи, когда эти вожделенные предметы только попали к нему. Больше того, в действительности ему было наплевать, как они выглядят; имело значение только то, что за ними стоит. Однако теперь в нем взыграло тщеславие, его распирало самодовольство. Финстер стоял, с благоговейным почтением взирая на ключи. Теперь у него на пути больше не осталось никаких препятствий.
В глубине пещеры, в части, посвященной индуистскому богу Кали, в углу за составленными у стены холстами виднелось тусклое красноватое свечение таймера, который отсчитывал последние секунды до нуля. Всего таких таймеров было пять, расставленных в противоположных концах подземелья, настроенных с тридцатисекундными интервалами один относительно другого. Их установил сам Финстер. Зажигательные бомбы, компактные, но очень мощные, настоящие творцы пламени. Никакой ударной волны; скорее их можно был о сравнить с распылителями удобрений. Когда настанет нужный момент, бомбы подпрыгнут в воздух на высоту десять футов и разбрызгают вокруг вязкое гелеобразное вещество, которое мгновенно воспламенится, вступив в контакт с воздухом.
Финстер не обратил никакого внимания на громкие хлопки, которые донеслись сквозь массивную дверь, и на грозный шелест разгорающегося пламени. Он шагнул к пьедесталу и наклонился, впервые внимательно разглядывая ключи. Хрустя лакированными ботинками по земляному полу, он снова и снова обходил пьедестал. Из-под двери послышалось громкое шипение; из крохотной комнаты жадными глотками высасывался воздух, чтобы кормить разгорающийся в подвале ад. Последние свечи начали гаснуть от нехватки кислорода. Немногие оставшиеся освещали драгоценный трофей, бросая дрожащие отблески на стены. И на лицо Финстера, внезапно исказившееся от недоумения.
Тут что-то не так. И дело не в том, что происходит за дверью. Майкл и Симон были на волосок от успеха. Такие целеустремленные люди никогда не сдаются без боя. Любовь, которую Майкл испытывает к своей жене, превосходит всё то, с чем когда-либо приходилось сталкиваться Финстеру; в таком случае почему же он так легко пошел на попятную, отдал ключи? Разве что…
Финстер присмотрелся внимательнее. Неуверенно протянул руку к серебряному ключу, прекрасно сознавая, что ему запрещено вступать в непосредственный контакт со святыми реликвиями. Его пальцы приближались к ключу. Это был единственный способ узнать наверняка. Единственное средство. Внезапно преодолев остатки страха, Финстер накрыл ладонью ключи. И тут это произошло. Он словно взорвался, превратившись в бешеный ураган. Из его груди вырвался крик — проникнутый не болью, а яростью. Финстер понял, что его провели. Ибо на золотом ключе, полустёртое, но все еще различимое, виднелось клеймо: «585».
Развернувшись, Финстер распахнул дверь. Его встретил огненный шар, взметнувшийся вверх, устремивший к потолку багрово-алые щупальца. Все подземелье было объято пламенем. Горящие холсты наполнили помещение маслянисто-черным грибовидным облаком; жар накатывался волнами, плавя бронзовые скульптуры. Взорвалась последняя зажигательная бомба, разбрасывая вокруг подобный напалму гель, который тотчас же воспламенил все, что могло гореть. Рев пламени был оглушительным, но даже он не мог перекрыть нечеловеческий пронзительный вопль, сорвавшийся с уст Финстера.
На Буша было страшно смотреть. Симон и Майкл, как могли, перебинтовали ему руку и обработали рану в плече. Буш неуклюже стоял, опираясь на капот лимузина, однако настроение у него было лучше некуда. Он остался жив, и сейчас это являлось главным.
— Гм, вижу, вам все же удалось их стащить, — едва слышно промолвил он.
Симон молча кивнул, с восхищением разглядывая ключи. Священник почтительно держал их на ладони так, словно они были стеклянными и могли рассыпаться от одного неосторожного дуновения.
— Все оказалось так просто…
— Да.
— Господа, нам пора трогаться в путь, — вмешался Майкл. Но Буш продолжал смотреть на ключи, не в силах оторваться.
— Можно?
Осторожно, очень осторожно Симон положил ключи ему на ладонь. Они оказались больше размерами, чем предполагал Буш, и на вид самыми обыкновенными. Он ожидал, что, прикоснувшись к ним, ощутит божественное просветление, если можно так выразиться, что с ними в него войдет Господь, однако ничего подобного не произошло. На самом деле Буш лишь удивился, что такие маленькие предметы могут иметь столь огромное значение в общем порядке вещей. Майкл рисковал всем: свободой, жизнью — ради того, чтобы получить назад эти два куска обработанного металла. И Буша поразило не то, символом чего являлись ключи, а то, какой силой они наполняли сердце. Вера в неосязаемое, такая могущественная, что люди готовы ради нее воевать, умирать, жертвовать всем. И движет ими надежда, убежденность в том, что обещанное сбудется. Это было настоящее чудо, чудо веры, которое Буш прекрасно понимал, однако до настоящего момента не мог испытать в полной мере. Но сейчас он почему-то не сомневался, что все будет хорошо.
— Пошли скорее. — Нетерпение Майкла нарастало.
Буш вернул ключи Симону, и тот, плотно завернув их в кусок бархата, убрал в карман. Буш ощутил прилив блаженного облегчения. Несмотря на все, через что им пришлось пройти, они с Майклом возвращаются домой.
* * *
Стеклянные двери библиотеки распахнулись. Огонь вырвался наружу. Огромный каменный особняк превратился в преисподнюю. Оконные стекла лопались от жары, и из проемов вырывались языки пламени, озаряя ночную темноту. В небо поднимались густые клубы дыма. Одинокая фигура, выпрыгнув из огненной бури, устремилась к троим друзьям, стоявшим у лимузина. Подобно злобному хищному зверю, она в считанные мгновения преодолела две сотни ярдов.
— Вы ничего никому не вернете! — Казалось, рев донесся ото всюду, и не успели они опомниться, как Финстер уже стоял перед ними.
От его одежды остались одни обугленные обрывки, что резко контрастировало с его телом. Чистая и гладкая, его кожа не была испорчена ни ожогами, ни хотя бы красным пятном, что было совершенно невозможно для человека, только что выбежавшего из раскаленного до тысячи двухсот градусов [41] горнила.