Сюзанна, конечно, знала ответ. Материнство застлало Миа глаза.
— Почему они не позволят мне растить его? — пронзительно воскликнула Миа. — Кто с этим справится лучше? Кто справиться с этим лучше, Миа, которая создана только для того, чтобы родить сына и вырастить его?
— Но ты — не просто ты, — указала Сюзанна. — Ты — как близнецы Кэллы, да и практически все остальное, с чем мои друзья и я сталкивались на этом пути. Ты — одна из двойни, Миа! Я — твоя вторая половина, твоя связь с этим миром. Ты смотришь на него моими глазами, ты дышишь моими легкими. Я должна вынашивать твоего малого, потому что ты этого не можешь, не так ли? Ты так же бесплодна, как те большие парни. А как только к ним попадет твой ребенок, этот Суперразрушитель, они избавятся от тебя, тем более, что для этого им потребуется лишь избавиться от меня.
— Они мне обещали, — на мрачном лице читалось упрямство.
— Встань на мое место. Встань на мое место, прошу тебя. Представь себе, что я — это ты, а ты — это я. И что бы ты подумала, когда я сказала бы о таком вот обещании?
— Я бы посоветовала тебе перестать трепать языком!
— Кто ты на самом деле? Где, черт побери, они тебя взяли? Или ты откликнулась на газетное объявление: «Требуется суррогатная мать, высокое вознаграждение, короткое время найма?» Кто ты на самом деле?
— Заткнись!
Сюзанна встала на колени, наклонилась вперед. Это положение всегда доставляло ей массу неудобств, но она забыла и про неудобства, и про недоеденную ягоду в руке.
— Давай! — в голосе зазвучали скрипучие нотки Детты Уокер. — Давай, сними со своих глаз повязку, сладенькая, точно так же, как ты заставила меня снять ее с моих! Скажи мне правду и плюнь дьяволу в глаз! Кто ты на самом деле?
— Я не знаю! — вскричала Миа, и со скал под ними раздались ответные крики то ли шакалов, то ли гиен, только крики эти были смехом. — Я не знаю, не знаю, кто я, этот ответ тебя устраивает?
Конечно же, он Сюзанну не устроил, и она уже собралась надавить сильнее, когда заговорила Детта Уокер.
5
И вот что сказал Сюзанне другой ее демон.
«Крошка, тебе нужно об этом немного подумать. Она-то не может, тупа, как пробка, не умеет читать, едва умеет считать, не была в больше-чем-доме, не была в никаком доме, но ты-то побывала, мисс Одетта Холмс училась в Колумбийском университете, жемчужина ты наша океанская, так что у тебя-то с мозгами полный порядок. Во-первых, ты должна подумать о том, как она забеременела. Она говорит, что трахнула Роланда, чтобы добыть его „вафлю“, потом превратилась в мужчину, в демона говорящего круга, залила ее в тебя, вот так ты и начала вынашивать ребенка, жрать все дерьмо, которая она впихивала тебе в рот, но какую роль играла в этом она, вот что хотела бы знать Детта. Как получилась, что она сидит с толстым пузом, прикрытым этим грязным одеялом? Может это тоже… как там ты его называешь… метод визуализации?»
Сюзанна оскалилась. Ее глаза сощурились. Видела ли это Миа, Сюзанна не знала. Но увидела, как она, несомненно, услышала вдруг часть монолога Детты. Какую часть? Сюзанна ставила на то, что небольшую. Словечко там, словечко здесь. Вот, пожалуй, и все. И в любом случае, Миа действительно вела себя, как мать младенца. Младенца Мордреда! Очень все это напоминало комиксы Чарльза Аддамса [45] .
«Мало того, что она беременна, — мурлыкала Детта, — так и ведет себя, как заботливая мамаша, все ее мысли только о будущем ребенке, тут ты совершенно права».
Холодная рука протянулась и сжала запястье Сюзанны.
— Кто это? Та, что со скрипучим голосом? Если так, прогони ее. Она пугает меня.
По правде говоря, она все еще пугала и Сюзанну, но чуть-чуть, не так сильно, как в раньше, когда ей впервые пришлось признать, что Детта реально существует. Они не стали друзьями, да и не могли стать, но не вызывало сомнений, что Детта Уокер может быть могучим союзником. Тем более, что ей хватало не только силы, но и ума.
«Эта Миа тоже может стать могучим союзником, если тебе удастся перетащить ее на свою сторону. Редко кто в этом мире может устоять перед разъяренной мамашей. Она все сметет на своем пути».
— Мы возвращаемся, — сказала Миа. — Я ответила на твои вопросы, холод ребенку вреден, да и злобы тут слишком много. Посовещались, и хватит.
Но Сюзанна стряхнула ее руку со своего запястья и подалась назад, чтобы Миа не могла до нее дотянуться.
Холодный ветер, врывающийся в галерею между колоннами, пронизывал до костей, но и прочищал голову, помогал думать. "Часть ее — я, потому что у нее есть доступ к моим воспоминаниям. Кольцо Эдди, жители Речного Перекрестка, Блейн Моно. Но она — нечто большее, чем я, потому что… потому что…
«Продолжай, девочка, неплохо у тебя получается, но очень уж медленно».
«Потому что она знает и многое другое. Знает о демонах, маленьких и первородных. Знает о том, как появились Лучи, знает об этом магическом супе творения, Приме. Но насколько мне известно, prim — это слово, которым называют девочек, всегда прикрывающих юбкой колени. Другого его значения узнать от меня она не могла».
В голову пришла мысль о том, как этот разговор может выглядеть со стороны: родители изучают только что родившегося ребенка. Нового малого. У него твой нос, да, и у него твои глаза, но, скажите на милость, от кого он взял такие волосы?
«И у нее есть друзья в Нью-Йорке, не забывай об этом, — вставила Детта. — Во всяком случае, она хочет думать, что это ее друзья».
«Значит, она кто-то или что-то еще. Кто-то из невидимого мира привидений и демонов болезни. Но кто? Неужели она действительно первородный демон?»
Детта рассмеялась.
«Она так говорит, но тут она лжет, сладенькая! Я знаю, кто она!»
«Тогда кто? Кем была до того, как стала Миа?»
И в этот момент начал звонить телефон, да так громко, что у Сюзанны едва не полопались барабанные перепонки. Телефонный звонок настолько не вязался с этим заброшенным замком, что поначалу Сюзанна даже не поняла, что это такое. Твари, живущие в Дискордии, гиены, шакалы, кем бы они ни были, уже затихшие, услышав этот звонок, вновь подняли лай.
А вот Миа, ничья дочь, мать Мордреда, сразу поняла, что это за звук. И перехватила контроль над телом. Сюзанна почувствовала как окружающий ее мир туманится, из реального становится эфемерным. Превращается в картину, не слишком, кстати, хорошую, отторгает ее от себя.