— Может, мальчик вернется вампиром, — озвучил свою мыль Кинг и рассмеялся. — Берегись, Роланд, обед подан, и главное блюдо — это ты!
Нет, пожалуй, мальчик-вампир не годится. Тогда что? Новых идей не приходило, но Кинга это не смущало. Он знал, что идеи обязательно появятся. Скорее всего, в самый неожиданный момент, когда их не ждешь. Когда он будет кормить кошку, менять подгузник дочке или печально бродить в одиночестве, как написал Оден [98] в поэме о страдании.
Сегодня никаких страданий. Сегодня он чувствовал себя превосходно.
«Йя-я, просто зовите меня Тони-Тигр».
По радио «Маккойс» уступили место Трою Шонделлу [99] , который запел «Это время».
«Темная Башня», похоже, могла вылиться в интересную историю. Кинг подумал: «Может, когда мы вернемся с севера, мне стоит найти рукопись. И пролистать ее». А ведь неплохая идея.
КУПЛЕТ:
Commala — come — call
We hail the One who made us all
Who made the men and made the maids.
Who made the great and the small
ОТВЕТСТВИЕ:
Commala — come — call!
He made the great and small!
And yet how great the hand of fate
That rules us one and all.
1
Дону Каллагэну часто снилось возвращение в Америку. Обычно сны начинались с того, как он шагал под высоким небом пустыни, по которому плыли большие облака, бейсболисты называли их «ангелами», или лежал в своей кровати, в доме приходского священника в городе Джерусалемс-Лот, штат Мэн. И, независимо от того, куда забрасывал его сон, он испытывал огромное облегчение и желание сразу же помолиться. «О, спасибо Тебе, Господи. Спасибо Тебе, что раньше был сон, а теперь я наконец-то проснулся».
В том, что на этот раз все происходило наяву, сомнений не было никаких. В воздухе он совершил полный оборот вокруг оси и увидел, что Джейк проделал то же самое, находясь чуть впереди. Потерял одну из сандалий. Слышал, как тявкает Ыш и протестующе кричит Эдди. Слышал клаксоны такси, этот постоянный звуковой фон нью-йоркских улиц, и что-то еще: голос проповедника. Похоже, набравшего приличный темп. Еще не разогнавшегося на полную катушку, но уже точно включившего третью передачу.
Проскакивая Ненайденную дверь, Каллагэн лодыжкой задел косяк, и ногу, конечно же, прострелила жуткая боль. Потом лодыжка (и зона вокруг нее) онемела. Быстро-быстро перезвякивались колокольца, неизбежные спутники Прыжка, будто кто-то ошибся со скоростью вращения долгоиграющей пластинки, вместо 33 и 1/3 оборотов в минуту поставил 45. Сталкивающиеся потоки воздуха закружили его, и внезапно он уже вдыхал пропитанный бензином и выхлопными газами воздух Нью-Йорка, а не затхлый — Пещеры двери. На мгновение проповедников было двое. Сзади орал Хенчек: «Смотрите! Дверь открывается!» А тот, что находился впереди, ревел: «Скажи, ГОСПОДИ, брат, именно так, скажи ГОСПОДИ на Второй авеню!» «Опять близнецы», — успел подумать Каллагэн, времени для этого хватило, а потом дверь за спиной захлопнулась, и проповедник остался только один, тот, что призывал сказать «ГОСПОДИ» на Второй авеню. Каллагэн успел также услышать: «Добро пожаловать домой, сукин ты сын, добро пожаловать обратно в Америку», — и тут он приземлился.
2
Посадка получилось жесткой, его ладони и колени одновременно вошли в контакт с тротуаром. Джинсам в какой-то степени удалось защитить колени, хотя материя и порвалась, но вот с ладоней тротуар содрал добрый акр кожи. И Каллагэн слышал розу, поющую мощно и уверенно.
Перекатился на спину, посмотрел на небо, рыча от боли, подняв над собой кровоточащие, зудящие руки. Капля крови с левой упала на щеку, потекла по ней, как слеза.
— Откуда, мать твою, ты здесь взялся, друг мой? — спросил изумленный негр в сером рабочем комбинезоне. Похоже, стал единственным свидетелем столь драматичного возвращения Каллагэна в Америку. И теперь смотрел на лежащего на тротуаре человека широко раскрытыми глазами.
— Из Оза, — ответил Каллагэн и сел. Ладони словно кололи тысячи иголок, лодыжка напомнила о себе, снова и снова взрываясь болью. Частота взрывов в точности соответствовала ударам сердца. — Иди своей дорогой, приятель, проваливай отсюда. Я в порядке, так что шевели ногами.
— Как скажешь, брат. До скорого.
И мужчина в сером рабочем комбинезоне, как догадался Каллагэн, уборщик, возвращающийся домой по окончанию смены, продолжил свой путь. Бросил на Каллагэна последний взгляд, еще удивленный, но в котором уже читалось сомнение: а не привиделось ли все это ему, а потом обогнул маленькую толпу слушателей проповедника. И мгновением позже исчез из виду. Каллагэн встал, поднялся на ступеньку лестницы, ведущей к «Хаммаршельд-Плаза-2», огляделся в поисках Джейка. Не нашел. Обернулся, в надежде увидеть Ненайденную дверь, но она, понятное дело, исчезла.
— А теперь слушайте, друзья мои! Я говорю, Бог, я говорю, Бог любит нас, я хочу услышать от вас аллилуйя.
— Аллилуйя, — отозвался один из слушателей, но, похоже, не вкладывал в это слово душу.
— Я говорю, аминь, спасибо тебе, брат! А теперь слушайте, потому что для Америки пришло время ИСПЫТАНИЯ, и пока Америке НЕ УДАЕТСЯ его пройти! Этой стране нужна БОМБА, не новая водородная или нейтронная, а БОГ-БОМБА, можете вы сказать аллилуйя?
— Джейк! — крикнул Каллагэн. — Джейк, где ты? Джейк?
— Ыш! — голос Джейка, нет — крик. — Ыш, ОСТОРОЖНО!
Послышался громкий, отчаянный лай, который Каллагэн узнал бы, где угодно. Потом визг заблокированных колес. Рев автомобильного клаксона. И удар.
3
Каллагэн забыл про разбитую лодыжку и ободранные ладони. Обежал маленькую толпу, которую собрал проповедник (так уж вышло, что и проповедник замолчал на полуслове), и увидел Джейка, стоящего на Второй авеню, перед желтым такси, остановившимся буквально в дюйме от его ног. Из-под задних колес все еще поднимался синий дымок. А на асфальте остались черные следы. Рот водителя напоминал большую букву "О", лицо от ужаса стало белым, как мел. Ыш припал к асфальту между ног Джейка. Каллагэн видел, что ушастик-путаник для этого мира — существо инородное, но определенно цел и невредим.
Удар повторился, потом еще и еще. Это Джейк барабанил кулаком по капоту автомобиля.