Дом был большой, из красного кирпича, с остроконечной крышей. Поздний викторианский период, если я не ошибаюсь. Не очень привлекательный дом. Сразу видно, что это один из домов, где царит вызывающе образцовый порядок, поддерживаемый огромным штатом прислуги. И все для одной-единственной старушки, которая к тому же почти слепа.
Дверь открыла опрятная горничная.
— Добрый день, Нора, как поживаете? — сказала Беатрис.
— Спасибо, мадам, прекрасно. Надеюсь, вы хорошо себя чувствуете?
— О да, у нас все здоровы. А как старая дама, Нора?
— Всего понемножку, мадам. Один день хорошо, другой — плохо. Но сегодня она в форме. Я уверена, что она будет рада вас видеть.
Девушка с любопытством взглянула на меня.
— Это миссис де Уинтер, — сказала Беатрис.
— Вот как, мадам. Здравствуйте, — проговорила Нора.
Через узкий холл и заставленную мебелью гостиную мы прошли на веранду, выходящую на квадратную лужайку с коротко подстриженной травой. Лестницу украшали каменные вазы с яркой геранью. В углу веранды стояло кресло на колесиках. В нем, подпертая подушками и укрытая шалями, сидела бабушка Беатрис и Максима. Когда мы подошли поближе, я увидела, что между ней и Максимом есть сильное, прямо пугающее сходство. Так выглядел бы Максим, будь он очень стар и слеп. Сиделка поднялась со стула возле кресла и заложила закладкой книгу, которую читала вслух. Улыбнулась Беатрис.
— Как поживаете, миссис Лейси?
Беатрис поздоровалась с ней и представила меня.
— Старая дама выглядит вполне прилично, — сказала она. — И как только ей это удается в восемьдесят шесть лет… Вот и мы, бабушка, — проговорила она, повышая голос. — Приехали целые и невредимые.
Бабушка устремила взгляд в нашем направлении.
— Дорогая Би, — сказала она, — как мило с твоей стороны приехать проведать меня. Но у нас так скучно, тебе тут будет совершенно нечего делать.
Беатрис наклонилась и поцеловала ее.
— Я привезла жену Максима повидаться с вами, — сказала она. — Она уже давно хотела приехать, но они с Максимом были очень заняты.
Беатрис ткнула меня в спину. «Поцелуйте ее», — шепнула она. Я тоже нагнулась и поцеловала старушку. Та ощупала пальцами мое лицо.
— Какая миленькая, — сказала она, — вы так добры, что навестили меня. Я очень рада вас видеть, душечка. Почему вы не взяли с собой Максима?
— Максим в Лондоне. Вернется сегодня к вечеру.
— Привезите его в следующий раз. Садитесь, душечка, в это кресло, чтобы я могла вас видеть. А ты, Беатрис, сядь с другой стороны. Как поживает милый Роджер? Гадкий мальчик, он никогда не приезжает ко мне.
— Приедет в августе, — закричала Беатрис. — Он кончает Итон, едет в этом году в Оксфорд.
— О Боже, он уже совсем взрослый юноша, я не узнаю его.
— Он уже перерос Джайлса, — сказала Беатрис.
Она не умолкала ни на минуту, рассказывала о Роджере и Джайлсе, о лошадях, о собаках. Сиделка вынула вязанье, звонко постукивали спицы. Она повернулась ко мне, полная бодрости и оптимизма.
— Как вам нравится Мэндерли, миссис де Уинтер?
— Очень, благодарю вас, — сказала я.
— Прекрасное место, не так ли? — продолжала она, лязгая спицами. — Конечно, теперь мы туда не ездим, нам это больше не под силу. Мне так жаль. Я очень любила бывать в Мэндерли.
— Почему бы вам как-нибудь не приехать туда одной? — предложила я.
— О, спасибо, с большим удовольствием. Мистер де Уинтер здоров, надеюсь?
— Да, вполне.
— Вы провели медовый месяц в Италии, если не ошибаюсь? Мы были очень рады получить оттуда от мистера де Уинтера цветную открытку.
Интересно, подумала я, она употребляет местоимение «мы» в том же смысле, в каком его употребляют короли, или хочет этим сказать, что она и ее подопечная — одно целое?
— Разве он посылал вам что-нибудь? Я не помню.
— О да, мы были в таком восторге. Мы любим такие вещи. У нас есть специальный альбом, и мы наклеиваем туда все, что касается семьи. Все приятное то есть.
— Как мило, — сказала я.
С другого бока долетели обрывки разговора Беатрис и старой дамы.
— Нам пришлось усыпить Стрелка, — говорила Беатрис. — Вы помните Стрелка? Лучшая охотничья собака из всех, что у меня были.
— О Боже, неужели Стрелка? — сказала бабушка.
— Да, бедняга ослеп на оба глаза.
— Бедный Стрелок, — вторила бабушка.
Я подумала, что, пожалуй, не очень тактично было упоминать о слепоте, и взглянула на сиделку. Она все еще деловито звякала спицами.
— Вы любите охоту, миссис де Уинтер? — спросила она.
— Нет, боюсь, что нет, — отвечала я.
— Возможно, вы еще войдете во вкус. В наших краях все без ума от охоты.
— Возможно.
— Миссис де Уинтер увлекается искусством, — сказала сиделке Беатрис. — Я говорю ей, что в Мэндерли есть куча таких уголков, которые прямо просятся на бумагу.
— Пожалуй, — согласилась сиделка, приостановив на секунду бешеное мелькание спиц. — Какое милое увлечение. У меня была подруга, так она просто чудеса творила карандашом. Как-то поехали с ней вместе на пасху в Прованс, она нарисовала там такие хорошенькие картинки.
— Как мило, — сказала я.
— Мы говорим о рисовании, — прокричала бабушке Беатрис. — Вы не знали, что у нас есть художница в семье, да?
— Художница? — переспросила старушка. — Я не знаю никаких художниц.
— Ваша новая внучка, — сказала Беатрис, — и спросите, какой я ей сделала свадебный подарок.
Я улыбнулась, ожидая вопроса. Старая дама повернула ко мне голову.
— О чем это толкует Би? — спросила она. — Я не знала, что вы художница. У нас в семье никогда не было художников.
— Беатрис шутит. Какая я художница? Просто я люблю рисовать. Я никогда этому не училась. Беатрис подарила мне несколько красивых книг.
— О, — протянула старая дама, сбитая с толку. — Беатрис подарила вам книги. Ну, это все равно что возить уголь в Ньюкасл. В Мэндерли полная библиотека книг.
Она рассмеялась от всего сердца собственной шутке. Мы вторили ей. Я надеялась, что больше мы не вернемся к этой теме, но Беатрис все не могла успокоиться:
— Вы не понимаете, бабушка, — прокричала она. — Это не обыкновенные книги. Это книги по искусству. Все четыре тома.
Сиделка наклонилась к старушке, чтобы внести и свой вклад:
— Миссис Лейси хочет сказать, что миссис де Уинтер увлекается рисованием. Вот она и купила ей четыре красивых книжки про искусство и послала как свадебный подарок.