— Миссис Дэнверс приказала, мадам, совсем убрать их из передних комнат, чтобы они тут не мешали.
— О, — говорила я, — да, конечно. Как глупо с моей стороны. Отнесите их туда, куда она сказала.
И я поспешно покидала его, бормоча что-то насчет бумаги и карандаша, которые мне надо найти, в тщетной попытке ввести в заблуждение, притворяясь, будто и я занята делом, а он шел дальше через холл, удивленный, но ни на миг не обманутый мной.
Утро великого дня было туманное и хмурое, но барометр стоял высоко, и мы не волновались: туман — хорошая примета. Около одиннадцати развиднелось, как и предсказывал Максим, на голубом небе не осталось ни облачка: разгорался великолепный безветренный летний день. Все утро садовники носили в дом цветы, остатки белой сирени, огромные люпины и дельфиниум пяти футов в высоту, несметное множество роз и лилии всех сортов. Наконец-то я увидела миссис Дэнверс; спокойно, неторопливо она указывала садовникам, куда класть цветы, и сама ставила их в вазы, подбирая букет ловкими движениями проворных пальцев. Я не могла оторвать от нее глаз и зачарованно смотрела, как она наполняет вазу за вазой и сама несет их в гостиную и во все уголки дома, расставляя их в нужном количестве, создавая яркое пятно там, где оно просилось, оставляя стену голой, если требовалась строгость.
Мы с Максимом, чтобы не мешать, пошли на ленч к Фрэнку в его холостяцкую квартиру рядом с конторой. Всеми нами владело то неестественное оживление, которое бывает после похорон. Мы перекидывались бессмысленными шутками, наши мысли были заняты лишь тем, что нас ожидало через несколько часов. Так я чувствовала себя в то утро, когда выходила замуж. То же самое подспудное ощущение, что я зашла слишком далеко, чтобы отступать.
Придется как-то перетерпеть этот вечер. Слава Богу, костюм прислали вовремя. Он выглядел изумительно сквозь несколько слоев папиросной бумаги. А парик был форменным триумфом. Я примерила его после завтрака и была поражена собственной метаморфозой. Я казалась просто красивой, не похожей на самое себя. Совсем другой женщиной. Куда более интересной, более живой и яркой. Максим и Фрэнк без конца спрашивали меня о моем костюме.
— Вы меня не узнаете, ни тот ни другой, — отвечала я. — Вы просто ахнете от удивления.
— Надеюсь, ты не намерена изображать из себя клоуна? — хмуро сказал Максим. — Не станешь смешить людей?
— О нет, ничего похожего, — отвечала я, преисполняясь важности.
— Лучше бы ты нарядилась Алисой, — сказал он.
— Или Жанной д'Арк — с вашими волосами, — застенчиво проговорил Фрэнк.
— Мне это и в голову не приходило, — отрезала я, и Фрэнк залился краской.
— Не сомневаюсь, что нам понравится ваш костюм, каким бы он ни был, — сказал он самым высокопарным тоном.
— Не потакай ей, Фрэнк, — сказал Максим. — Она и без того так важничает из-за этого своего драгоценного костюма, что с ней никакого сладу нет. Но ничего, Би поставит тебя на место, это единственное утешение. Она тут же все выложит тебе, если ей твой костюм не понравится. Милая Би, она всегда выглядит не к месту на таких балах. Помню, раз она нарядилась мадам Помпадур и, когда заходила в столовую, споткнулась, и парик съехал на сторону. «Чертова штука, ну и надоела она мне!» — сказала она, не понижая голоса, и кинула парик на стул. Так весь вечер и проходила без парика. Представляешь, как выглядели ее стриженые волосы при бледно-голубом атласном кринолине, или какое оно там было, это платье. Бедняга Джайлс в тот год тоже оказался не на высоте. Нарядился поваром и просидел весь вечер в баре с самым несчастным видом. Верно, считал, что Би его подвела.
— Нет, дело было вовсе не в этом, — сказал Фрэнк. — Он лишился передних зубов, когда сел на новую кобылу, и так этого стеснялся, что не хотел открыть рта.
— Ах, вот оно что! Бедный Джайлс. Он обычно очень любил всякие переодевания.
— Беатрис говорит, он обожает шарады, — сказала я. — Она сказала, они всегда ставят шарады на Рождество.
— Я знаю, — сказал Максим, — вот почему я никогда не провожу Рождество вместе с ними.
— Возьмите еще спаржи, миссис де Уинтер, и еще одну картофелину.
— Нет, право, Фрэнк, я не голодна. Спасибо.
— Нервы, — сказал Максим, качая головой. — Неважно, завтра в это время все будет позади.
— От всей души надеюсь на это, — серьезно сказал Фрэнк. — Я собираюсь отдать распоряжение, чтобы машины были готовы к пяти утра.
Я начала тихонько смеяться, глаза налились слезами.
— О Боже, — сказала я, — давайте пошлем телеграммы, чтобы никто не приезжал.
— Полно, не трусь, наберись мужества, — сказал Максим. — Мы избавимся от балов на много лет вперед. Фрэнк, у меня возникло тревожное чувство, что нам пора идти в дом. Что вы об этом думаете?
Фрэнк с ним согласился, и я нехотя двинулась вслед — мне так жаль было покидать маленькую, тесную и не очень уютную столовую, типичную для холостяцкого хозяйства Фрэнка, казавшуюся мне сегодня воплощением мира и покоя. Войдя в дом, мы увидели, что приехал оркестр; музыканты, покрасневшие от смущения, сгрудились в холле, а Фрис, еще более важный, чем всегда, предлагает им подкрепиться. Оркестранты должны были провести ночь под нашим кровом, и после того, как мы приветствовали их и обменялись несколькими банальными шутками, подходящими к случаю, музыкантов проводили в их комнаты, а затем, должно быть, показали все достопримечательности Мэндерли.
День тянулся, как последний час перед отъездом, когда чемоданы уже уложены и ты мысленно уже в пути, и я бродила из комнаты в комнату почти такая же растерянная, как Джеспер, который с укоризненным видом следовал за мной по пятам.
Я ничем никому не могла помочь, и было бы куда умнее вообще уйти из дома, взять Джеспера и отправиться на долгую прогулку. Но к тому времени, как я додумалась до этого, было уже поздно, Максим и Фрэнк потребовали чаю, а затем приехали Джайлс и Беатрис. Наступил вечер, и наступил слишком быстро.
— Все — как в старые времена, — сказала Беатрис, целуя Максима и оглядываясь по сторонам. — Поздравляю, ты ничего не упустил, ни одной мелочи. Цветы бесподобны, — добавила она, оборачиваясь ко мне. — Это вы составляли букеты?
— Нет, — пристыженно ответила я. — За все надо благодарить миссис Дэнверс.
— О… ну… в конце концов… — Беатрис не кончила фразы. Фрэнк поднес ей огонь, а закурив, она, очевидно, забыла, что собиралась сказать.
— У кого вы заказывали провизию, у Митчелла, как обычно? — спросил Джайлс.
— Да, — ответил Максим. — Не думаю, чтобы хоть в чем-то были внесены изменения; что вы скажете, Фрэнк? У нас остались с прошлого раза все записи в конторе. Ничего не было забыто, и я не думаю, чтобы мы пропустили кого-нибудь из гостей.
— Как приятно, что мы сейчас одни, — сказала Беатрис. — Помню, я как-то приехала примерно в такое же время, в доме уже было человек двадцать пять, и все оставались на ночь.