Наконец она добралась. Как-то неожиданно оказалась на отлогом, более сухом и плотном склоне холма, на котором стояло здание. Угол подъема был невелик, однако прекрасно обеспечивал сток воды, и поэтому последние несколько шагов Сузанна сделала по вполне твердой земле. Она огляделась в поисках той эскадрильи местных птиц — кажется, скворцов, — что указала ей правильное направление. Наверное, улетели куда-то в сторону. В этом месте вообще не было птиц. Так же как и кроликов или белок. Даже лай фермерского пса успел раствориться в тишине. Ничего живого нельзя было найти в ближайшем окружении того места, где некогда располагалась «Иерихонская команда» Гарри Сполдинга. Тополя и те стояли карликами, упрямо не желая расти. Хотя, наверное, всему причиной разыгравшееся воображение. Сузанна посмотрела на стены, мокрую кладку, замурованные окна, которые слепо и мрачно пялились на плоский, невыразительный мир Пьера Дюваля. Затем ее взгляд остановился на внушительных дубовых дверях, по-видимому незапертых. Ее охватил безотчетный страх, ощущение одиночества и беззащитности. Эти чувства своей силой намного превосходили те эмоции, которые она испытала ранее, когда остановила машину, чтобы покурить и успокоиться.
Сузанна заставила себя шагнуть вперед. Да что с ней такое? Взрослая женщина, средь белого дня, в конце концов… Надо идти. Она потянула на себя одну из створок и скользнула внутрь. Первое впечатление — темно как в склепе, и тихо, как в кафедральном соборе. Сузанна вскинула голову, отыскивая какие-нибудь щели, через которые свет проникал снаружи, позволяя глазам потихоньку привыкнуть к сумраку. А вот и те деревянные стропила, с которых, по-видимому, Дерри Конуэй сделал свой последний прижизненный прыжок. Очень толстые, прочные балки — со строительной точки зрения бессмысленные в этом месте, если только в свое время они не поддерживали настил второго этажа, что объясняло также наличие ныне замурованных окон.
Медленно, неохотно Сузанна опустила взгляд и увидела, что амбар вовсе не столь уж пуст. По левую руку от нее, вдоль стены, чуть ли не до потолка громоздились ящики с какой-то сельхозпродукцией. В центре, прямо на голой земле, лежала неровная груда свеклы, почти достигавшая стропил своей макушкой. До того громадная куча, что возникали опасения за ее устойчивость. Сузанна невольно усмехнулась. Очередная угроза, на сей раз опасность оказаться под свекольной лавиной. Вряд ли такую смерть можно назвать достойной.
Тишина действовала на нервы. К тому же хранившийся здесь урожай тоже почему-то не давал причин для успокоения. По идее, подобный склад должен производить впечатление домашности, плодов мирного крестьянского труда. Ан нет. Сузанна задумалась: с чего бы это? Одна причина крылась в неестественной тишине. А вторая… Здесь ничем не пахло: ни землей, на которой соорудили пирамиду из корнеплодов, ни тем, что хранилось в ящиках. А что, если там вовсе не фрукты или овощи, а, скажем, скопище винных бутылей? Наверное, если подойти поближе, удастся ощутить плесневелый, характерный запах старых пробковых затычек…
Сузанна приблизилась к ящикам. Сейчас ее глаза вполне привыкли к нехватке освещения. Старая, почтенная древесина. Кое-где виднелись даты, выполненные выцветшей тушью на бледных досках. В некоторых местах год был выжжен каленым железом. Да, не иначе эти ящики предназначались для бутылок с винтажным вином, к тому же на редкость выдержанным, потому как самой новой датой был 1915 год. Выяснилось, впрочем, что сейчас в них лежали яблоки, отливавшие красновато-коричневым и золотистым глянцем в полумраке. Странно, что нет запаха. Ни малейшего, пусть даже призрачного намека на сочность и свежесть плодов из фруктового сада.
У противоположной стены Сузанна увидела нечто такое, от чего едва не лишилась остатков самообладания. Вообще говоря, она была очень испугана этим амбаром, служившим «иерихонцам» в качестве пристанища. Хотя на первый взгляд здесь все очень приземленное. Никаких зловещих признаков. Но при всем при этом Сузанна чувствовала, что в жизни не видела места, где бы царила столь неразбавленная и абсолютная угроза. Итак, в луже тени возле каменной стены напротив стояла цепочка людей в военной униформе. Они не шевелились, не приближались к ней. Просто стояли и смотрели. Сузанна уже была готова взвизгнуть, но в самый последний момент поняла, что это всего лишь ряд старых шинелей, висевших на крючках.
Пока она шла в ту сторону, в икрах мелко дрожали мышцы. Тело словно потеряло в весе. Эти шинели наверняка заплесневели и насквозь прогнили. Их должно было быть тринадцать, но на поверку оказалось только девять. А когда Сузанна протянула руку и потрогала один из рукавов, ткань под пальцами была плотной, сухой и даже не заскорузлой. Причем ни единого пятнышка грязи. Сузанна развернула шинель, не снимая ее с крюка, и на подкладке у ворота сумела прочитать буквы, выстроченные красной нитью на бледном ярлыке: «С. Уолтроу». В этот миг амбар заполнился светом и звуком, и Сузанна отпрянула назад, зажимая рот ладонью.
— Мадам? — В дверях стояла мужская фигура в плаще и шляпе с широкими мягкими полями. — Мадам?
Через левую руку Пьера Дюваля свешивалось переломленное охотничье ружье. В потоке света он напоминал усатого великана, на чьи плечи наброшен черный и глянцевый от воды дождевик. Возможно, он выполнит свое обещание и не застрелит ее с ходу, однако оружие все-таки захватил. Дюваль нахмурился. На гораздо более внятном — по сравнению с телефонным разговором — английском он произнес: «Вы уже нашли, что искали?»
Сузанна неопределенно махнула рукой в сторону ящиков и свекольной груды:
— У вас здесь склад?
Дюваль огляделся. Через порог он так и не переступил. Похоже, по какой-то причине ему это делать не хотелось. Сузанна вспомнила, как Мартин упоминал, что Фрэнк Хадли напрочь отказывался называть яхту Сполдинга по имени. Фермер переступил с ноги на ногу, и сдвоенный ствол ружья поднялся и опустился в такт движению.
— Я сюда никогда не захожу, — сказал он. — Это все не моих рук дело.
Было очень тихо. Со стороны входа доносился мерный звук дождевых капель, стекавших с плаща Дюваля. Сначала Сузанна не поняла завуалированный смысл ответа. А потом….
— Вы хотите сказать, что здесь ничто не гниет?
Француз просто стоял и смотрел на нее. Ружейный ствол выглядел толстым и тяжелым, матово отсвечивая в полумраке.
— Совсем-совсем?
— Ни при моей жизни, мадам. Или при жизни моего отца. И деда. Шутка природы.
Выражение его глаз ясно дало понять, что Дюваль отлично знал, что шутка эта была противоестественной.
Сузанна обернулась и уставилась на свекольную пирамиду, неподвижно высившуюся по центру амбара. Она попыталась вообразить себе вечер, полный песен и духа военного товарищества вокруг костра, в чьем пламени закипает кофейник или скворчит бекон на широкой сковороде. Но ничего не получилось, картинка отказывалась вставать перед глазами. Тогда Сузанна вновь посмотрела на ряд шинелей, висевших на стене. Пока что из всех находок в этом амбаре она обнаружила лишь мертвый покой и темноту, и коль скоро в этом месте ничего не гнило, то ничего и не жило. Осенью 1917 года здесь умер Дерри Конуэй. Познакомившись с мрачным, зловещим характером этого амбара, Сузанна была уверена, что Конуэю помогли уйти из жизни. Ее в который раз передернуло. Что за люди могли найти себе уют в таком месте?