— Хочешь жвачку? — спросила Трейси девочку, приоткрыв блестящую фольгу и протянув пачку. — Чтобы уши не закладывало.
Кроха поглядела на Трейси и обернулась к матери. Трейси заметила, что та следила за их разговором. Мать улыбнулась и кивнула, разрешая взять жвачку.
Девчушка торопливо засунула пластинку в рот и принялась старательно жевать. Трейси с улыбкой откинулась в кресле и закрыла глаза.
Проснулась она минут через двадцать, когда пробиравшийся в сторону туалета грузный мужчина задел ее локтем. Открыв глаза, Трейси потянулась за журналами, торчавшими из кармашка на спинке переднего кресла.
Их было два, один рекламный, авиакомпании, а второй, толстый и приятно пахнущий, — женский журнал «Gorgeous». [3]
— Что читаем?
Трейси подняла глаза от статьи «Блеск волос, который ты оценишь». На нее смотрел, обернувшись с переднего кресла, светловолосый парень лет двадцати с небольшим, идеально подстриженный. Трейси показала обложку.
— «Gorgeous»?
Мистер Идеальная Стрижка оценивающе и не спеша рассмотрел лицо Трейси, взгляд скользнул ниже, по ее груди и скрещенным ногам. Парень довольно ухмыльнулся.
— Зачем ты это читаешь? Тебе можно в этот журнал статьи писать.
— Скажи, я выгляжу такой дурой? Можно подумать, что куплюсь на дешевый комплимент? — Трейси презрительно склонила голову набок.
— Н-ну…
Парень смутился и даже покраснел.
— Э-э… я не в этом смысле…
Вдруг мистер Идеальная Стрижка дернулся и резко выпрямился: тележка с напитками, которую катила по проходу стюардесса, врезалась в спинку его кресла. Снова повернувшись к Трейси, он пробормотал извинения и больше не произнес ни слова.
Трейси кисло улыбнулась, засунула журнал на прежнее место и обратила внимание на мать девочки, которой она дала жвачку. Та протягивала дочке бумажный платок.
— Положи жвачку сюда.
Девочка помотала головой.
Женщина повторила просьбу, но получила решительный отказ. Глаза ребенка расширились от страха.
— Она сказала, что, если я не буду жевать, мои уши куда-то заложатся!
И девчушка показала на Трейси.
Мать удивилась, потом рассмеялась и стала объяснять малышке, что именно Трейси имела в виду. Нерешительно, будто опасаясь, что с ушами все-таки может что-нибудь случиться, девочка наконец отдала жвачку матери и посмотрела на Трейси.
— Я еду к папочке, — шепотом сообщила она.
Трейси натянуто улыбнулась.
— Ты счастливая девочка, — сказала она и отвернулась.
18 год от Р.Х
Иерусалим, Верхний город
Это случилось.
Римский легионер, посланник префекта Валерия Грата [4] , стоял перед ним в ожидании ответа. Легкий ветерок обдувал стены красивого дома из известняка в Верхнем городе — той части Иерусалима, где жила аристократия. С рассвета не прошло и двух часов, но утренняя прохлада почти не ощущалась.
— Передай его превосходительству, — сказал он без всякого выражения, — что я принимаю предложение.
Легионер наклонил голову и, уходя, повернулся к нему спиной. К только что назначенному первосвященнику Иудеи. Некоторое время он стоял, не в силах сдвинуться с места и наслаждаясь мгновением. Это назначение дорого ему досталось. Он женился на сварливой женщине, которая слишком часто давала повод подозревать ее в безумии. Благодаря влиянию тестя, который раньше сам был первосвященником, его направили посланником в Рим в прошлом году, когда при дворе Цезаря определяли финансовую политику империи в провинциях. Он регулярно, в открытую, давал взятки римскому префекту и уже начал опасаться, что деньги жены кончатся раньше, чем он чего-то достигнет.
Но его труды не пропали даром. Скоро он станет первосвященником, четвертым с тех пор, как тесть потерял эту должность после назначения префектом Валерия Грата. Всего три года назад.
Он вышел на веранду и посмотрел на оливковые деревья в саду. На сверкающий фасад Храма на вершине горы Сион, где он служил Богу Израиля. Он был священником, в его ведении находились ежедневные жертвоприношения от желающих искупления грехов. Последние годы он занимал должность управляющего Храма, заведовал хозяйственными делами, и под его началом были и другие священники. Но ни один священник Израиля не исполнял свои обязанности старательнее, чем Иосиф бар Каиафа.
«Это окупится, — не уставал он повторять самому себе. — И окупится сторицей».
— Значит, теперь ты первосвященник? — услышал он голос жены.
Каиафа обернулся. Она стояла в дверях, в дорогом платье, приторно пахнущая драгоценными благовониями.
— Да, — ответил он. — Твой отец будет доволен.
— Возможно, — сказала она. — Если ты преуспеешь больше, чем Шимон. Или Елеазар. Или Измаил.
Она ядовито усмехнулась и ушла в дом. Но имена первосвященников, недавно смещенных префектом, остались висеть в воздухе. Валерий Грат поспешно назначил на эту должность Измаила, сына Фаби, — вместо Анны, тестя Каиафы. На следующий год Измаил так же быстро уступил ее Елеазару, сыну Анны. Его сменил Шимон, сын Хиллела Великого, который и оставался первосвященником… до сегодняшнего дня.
Войдя в дом, Каиафа позвал Исаака, слугу. Надо немедленно начинать действовать. Нельзя терять время. Нужно успеть сделать все возможное, чтобы не разделить судьбу предшественников.
Южный Иерусалим, Тальпиот
Рэнд проводил взглядом машину «скорой помощи», которая увезла мальчика-палестинца в больницу Хадасса. У него засосало под ложечкой — это была хорошо знакомая тоска. Теперь он испытывал ее реже, чем прежде, но от этого она не становилась слабее.
На какое-то мгновение Рэнд мысленно перенесся в Вестчестер, штат Огайо. Он представлял это уже не раз и не два. Сначала, будто в замедленной съемке, пьяный водитель грузовика врезается в «камри», в котором его жена ехала на какое-то женское собрание при церкви. Потом ее везут в больницу на «скорой», и она в отчаянии повторяет его имя. Рэнд мог только представить, как все это было: когда произошла катастрофа, он был далеко от Вестчестера, на другой стороне Земли — на Крите. Он узнал об аварии от врача, который чудом смог до него дозвониться. И когда Рэнд взял трубку, прошло уже двадцать четыре часа, как Джой умерла.