Но что было удивительно — так это то, что этот лист папируса сохранился и был найден в XXI веке. Возникал вопрос: «Каким образом?» Почему этот свиток в один лист положили в усыпальницу первосвященника Каиафы?

— Такой маленький, — прошептала Трейси.

Рэнд смотрел на свиток как зачарованный, но все-таки перевел взгляд на дочь.

— Ты понимаешь, что эти слова написал кто-то две тысячи лет назад?

— Да, — улыбнулась Трейси. — Здорово!

Рэнд улыбнулся ей в ответ и снова стал изучать свиток.

— Какое вы сделали заключение?

— Что, простите? — переспросил Елон, собрав бородку в кулак.

— Какие выводы? Вы уже исследовали папирус?

— Нет, что вы. Только начали. Взяли небольшой фрагмент, чтобы сделать гранулометрический анализ и определить возраст.

— Ясно. Сколько времени на это понадобится?

— Немного.

— Несколько дней?

— Может быть, быстрее, — пожал плечами Елон.

— Отлично.

Рэнд не мог оторвать глаз от свитка.

Он надеялся, что удастся сделать открытие, но знал по опыту, что в таких делах спешка ни к чему хорошему ни приводит. И все-таки он был немного разочарован.

— Буду с нетерпением ждать от вас сообщения.

И он посмотрел на Трейси.

— Ну что, пойдем?

— Конечно.

Рэнд пожал руку профессору.

— Спасибо вам огромное. Я очень благодарен. Вы проделали большую работу за такое короткое время. Нельзя ли мне получить копии этих отчетов?

И Рэнд показал на листы из папки Елона.

Тот продолжал жать Рэнду руку, а на лице появилось озадаченное выражение.

— Я не понял…

— Что именно?

Рэнд наконец закончил рукопожатие.

— Вы уходите?

— Да. А что не так?

— И вы не хотите узнать, что написано на свитке?

— Я не…

Рэнд стал быстрее моргать от неожиданности.

— Вы хотите сказать, что уже перевели текст?

— Да, конечно. Палеограф поработал и с надписями на оссуариях, и со свитком.

96

31 год от P. X.

Иерусалим, Верхний город

Сквозь гвалт голосов, наполнивший его дом, Каиафа расслышал шаги. По первому его зову пришли многие члены Синедриона, когда он оповестил их о том, что Иуда Искариот, один из талмидим Галилеянина, пообещал указать храмовой страже местонахождение рабби. В любом случае решение следовало принять с первыми лучами солнца: по Закону Синедрион не мог собираться ночью, но до наступления дня надо было сделать еще немало дел. Каиафа планировал заключить Галилеянина в собственную тюрьму, высеченную в скальном основании его дома, а за ночь найти свидетелей и необходимые доказательства вины.

В дверях появился Малх. Он едва дышал. Члены Синедриона сидели на скамьях, расставленных полукругом в несколько рядов. Каиафа видел, как слуга окинул взглядом зал и, когда тот заметил первосвященника, дал знак подойти ближе.

— Они схватили его, — задыхаясь, произнес Малх.

— Скоро прибудут? — спросил Каиафа.

— Я… не знаю, ваше превосходительство.

— То есть как это не знаешь? Они сильно отстали?

— Они…

Малх уставился в пол.

— Они повели его… в дом Анны.

Схватив слугу за плечо, Каиафа вышел с ним во двор. Там, на свежем воздухе и в относительной тишине, он ослабил хватку и поднес руку к глазам.

— Твоя туника. В чем она?

— Прошу прощения, ваше превосходительство, — прошептал Малх, и глаза его расширились от страха.

Каиафа вытер руку о край его одежды.

— Что это?

— Это кровь, — ответил Малх.

— Кровь? Откуда у тебя на тунике кровь? Ты ранен?

— Да, ваше превосходительство. То есть нет, ваше превосходительство.

Малх дотронулся до уха.

— Я был ранен. Один из учеников рабби выхватил меч и взмахнул им, а я… хотел увернуться от удара, но сделал это недостаточно быстро. [54]

— Они на тебя напали? — спросил Каиафа, разглядывая при свете факела тунику слуги.

Почти все левое плечо было залито кровью.

— Только один из них. Я почувствовал резкую боль, и хлынула кровь, но тут рабби встал между мной и своим учеником и протянул руку. Я не успел ничего понять, но кровь перестала течь, и…

Малх нервно ощупал ухо, словно желая убедиться, что оно на месте.

Каиафа взял слугу за подбородок и повернул к себе его лицо. Обычно Малх не лжет, но даже в свете факела было видно, что эта кровь, откуда бы она ни взялась, ему не принадлежала. Каиафа опустил руки.

— Ты сказал, они повели его к Анне. Зачем?

— Я… не знаю, ваше превосходительство. Я сразу пошел сюда, чтобы оповестить вас.

Каиафа задумался. Елеазар пришел по его зову. Александр тоже. Но шурин Ионатан так и не появился. Значит, дело в нем. Ионатан забрал рабби в дом Анны. Зачем? Понятно, что Ионатан при любой возможности будет делать все, чтобы укрепить свое влияние. Но какой толк от того, что он приведет Иешуа к Анне, прежде чем доставит его к Каиафе? Возможно, тут нечто большее, чем уважение к отцу.

Что бы там ни замышлял Ионатан, Каиафа застанет его врасплох. Он с радостью примет любое решение Анны, которого и по сей день в народе Израилевом считают праведным священником. Что ж, тогда тестю придется разделить бремя принятого решения с Каиафой. Он будет даже настаивать на том, чтобы Ионатан передал решение Анны Совету. Пусть в деле рабби Иешуа Анна станет его сообщником.

97

Западный Иерусалим, Гиват-Рам

Профессор Елон достал из папки два листа бумаги и протянул их Рэнду.

— Первый, как вы видите, распечатка фотографии свитка. Написано на арамейском, очень разборчиво.

Рэнд кивнул. Он держал лист перед собой так, чтобы его смогла разглядеть и Трейси, стоявшая от него по левую руку. Поверх первого листа лег второй.