Он услышал голоса внизу — в кладовке.
Быстро двигаясь, Свенсон чиркнул спичкой, загораживая ее, насколько это у него получалось, другой рукой (в которой он держал медицинский саквояж), и пошел тихо и прямо по комнате к ближайшей двери. Он оказался на кухне, где на столе перед собой увидел мертвеца, укрытого целиком, кроме лилового лица. Свенсон развернулся (шаги по лестнице приближались) и увидел в другом конце кухни еще одну дверь. Спичка обжигала его пальцы. Он обогнул стол и устремился к двустворчатой двери. Перед тем как загасить спичку, он мельком увидел обеденный стол, бросил спичку, сунул обожженный палец в рот, остановил дверь и, пригибаясь, бесшумно пошел к дальнему концу стола. Шаги достигли кухни. Он услышал голоса двух человек, а потом отчетливый хлопок — из бутылки вытащили пробку.
* * *
— Ну вот, — сказал первый голос — тот, что казался весьма довольным собой. — Я же говорил, что у него найдется что-нибудь приличное. Где тут стаканы?
В ответ раздалось позвякивание стекла, еще позвякивание, а потом бульк-бульк наливаемого вина. Первый человек заговорил опять:
— Как вы думаете, мы можем включить свет?
— Заместитель министра… — начал второй голос…
— Да, я знаю… хорошо… ну да и бог с ним. Хватит, я уже насмотрелся на этого типа, больше не хочу. Какая трата времени. Когда он должен появиться?
— Посыльный сказал, что перед встречей с нами у него есть одно дело.
Первый вздохнул. Свенсон услышал звук зажигаемой спички — в просвете под дверью появилось желтоватое сияние, а потом пыхтение человека, раскуривающего сигару.
— Вам дать, Баскомб? — спросил первый.
Свенсон принялся рыться в памяти. Он встречался с массой людей за последние недели, слышал множество фамилий — не было ли среди них Баскомба? Он не мог вспомнить… вот если бы его удалось увидеть…
— Нет, спасибо, сэр, — ответил Баскомб.
— Оставьте вы это «сэр», — рассмеялся первый человек. — Оставьте это для графа, хотя, думается мне, вы вскоре станете одним из них. Что вы чувствуете в связи с этим?
— Ей-богу, не знаю. Это все происходит так быстро.
— С искушениями так всегда бывает, а?
Баскомб не ответил, и они на некоторое время замолчали — прикладывались к своим стаканам. Свенсон ощутил запах сигары. Отличной сигары. Он облизнул губы. Ему отчаянно захотелось закурить. Ни одного, ни другого голоса он не узнал.
— У вас есть какой-нибудь опыт обращения с трупами? — спросил первый голос с веселой ноткой.
— Вообще-то этот у меня первый, — ответил второй, и Свенсон по тону почувствовал: человек знает, что его подначивают, но пытается не подавать вида. — Мой отец умер, когда я был гораздо моложе…
— И, конечно, ваш дядюшка. Его тело вы видели?
— Нет, не видел. Еще не видел… но, конечно, увижу… на похоронах.
— К этому привыкаешь, как и ко всему остальному. Спросите у любого солдата. — Свенсон снова услышал бульканье разливаемого вина. — Ну ладно, что там после трупов… как насчет женщин?
— Не понял?
Человек прыснул со смеху.
— Да не будьте вы такой вареной рыбой — неудивительно, что вы у Граббе в любимчиках. Вы не женаты?
— Нет.
— Обручены?
— Нет, — неуверенно ответил голос. — Я был… но нет, ничего серьезного. Я же говорю, все эти перемены произошли так быстро…
— Тогда, значит, бордели?
— Нет-нет, — сказал Баскомб профессионально спокойным тоном, по которому Свенсон узнал в нем завзятого дипломата. — Как я уже сказал, мои чувства всегда, гм-м-м, всегда были подчинены долгу…
— Так вы любите мальчиков?
— Мистер Ксонк! — резко прозвучал другой голос, в котором слышалось скорее раздражение, чем потрясение.
— Да я ведь только спрашиваю. И потом, когда попутешествуете столько, сколько я, вы уже ничему не будете удивляться. В Вене, например, есть тюрьма, которую можно посетить за небольшую плату, ну как если бы вы отправились в зоопарк, с той лишь разницей, что пришлось заплатить чуть больше пфеннигов…
— Но, мистер Ксонк, вы, конечно… я прошу прощения… наше нынешнее дело…
— Неужели Процесс ничему вас не научил?
На это более молодой помолчал, из чего следовало, что вопрос, видимо, гораздо серьезнее того шутливого тона, каким он был задан.
— Конечно, — сказал он, — он полностью преобразил…
— Тогда выпейте еще вина.
Правильный ли это был ответ? Свенсон услышал бульканье наливаемого вина, Ксонк тем временем продолжил свои разглагольствования:
— Нравственная оценка — это то, что мы носим в себе… ее больше нигде не существует, поверьте мне. Вы понимаете? Есть свобода, и есть ответственность, а это, естественно, зависит от того, где вы находитесь, Баскомб. Более того, пороки подобны половым членам: большинство из них отвратительны на вид, но в то же время наш нам нравится. — Он хмыкнул, в восторге от собственного остроумия, сделал несколько больших глотков, выдохнул. — Полагаю, у вас нет никаких пороков, а? Но когда вы из Баскомба превратитесь в лорда Тарра и станете обладателем единственного месторождения синей глины в пределах пятисот миль, то позвольте вас заверить — они появятся, и очень скоро, уж поверьте моему опыту. Найдите себе какую-нибудь бабенку, женитесь, обзаведитесь домом, а там делайте что вашей душе угодно в других местах. Мой брат, например…
Баскомб хохотнул, но в его смешке была слышна горечь.
— Что такое? — спросил Ксонк.
— Ничего.
— Нет, вы уж ответьте.
Баскомб вздохнул.
— Клянусь, ничего… просто на прошлой неделе я все еще был… как я уже сказал, это не имеет значения…
— Постойте, постойте, если вы хотите рассказать историю, то нам понадобится еще одна бутылка. Идемте.
* * *
Свенсон услышал шаги — из кухни Баскомб и Ксонк вышли в коридор, а потом стали спускаться по лестнице в подвал. Он не решился воспользоваться случаем и выскользнуть из дома — он понятия не имел, где на самом деле находится винный погреб или как долго они там пробудут. Он мог попытаться найти парадный выход, но чувствовал, что положение у него идеальное, чтобы узнать побольше о происходящем, если только его не обнаружат. И тут Свенсон вспомнил. Баскомб! Это же помощник Граббе — худощавый, моложавый человек, всегда молчит, всегда слушает… и он собирается стать лордом! Свенсон упрекнул себя за невнимательность — он упускал ценнейшую информацию. Вытащив еще одну спичку, он осторожно вышел в двустворчатую дверь, прислушался — их еще не было слышно. Тогда он чиркнул спичкой и посмотрел на покойника на столе.
Тому было лет сорок, редкие волосы, чисто выбрит, тонкий заостренный нос. Лицо его было в кровоподтеках, четких, несмотря на смертельную бледность, губы растянуты в гримасе, обнажающей несколько сохранившихся желтых от курения зубов. Действуя быстро, чтобы успеть, пока горит спичка, Свенсон стянул с покойника простыню и чуть не вскрикнул. Руки человека от локтей были изборождены неровными венами жуткой сияющей синевы, выступающими над кожей, выпирающими из нее. На первый взгляд вены показались ему влажными, но, приглядевшись, Свенсон с ужасом понял, что на самом деле они стеклянные и что проходят они по предплечьям покойника, утолщаются, внедряются в плоть вокруг них, окостеневая там. Он стащил простыню еще ниже и от удивления уронил спичку. Руки у человека кончались кистями, которые были абсолютно синими, рваными, перебитыми, словно их переломали.