На брифинге пытались понять не столько как победить, при нашем соотношении сил это понятно, но спорили, понимает ли сам Клавель, что Мунтвиг поступил хитро: дал ему корону курпринца, признал правителем королевства, но с королем Бриттии, родным отцом, велел разобраться самому, тем самым доказать свою лояльность.
Что будет потом, каждый понимает по-разному. Клавель почему-то уверен, что станет королем Бриттии и будет союзником Мунтвига, иначе бы не решился на такой и опрометчивый, и крайне подлый шаг, но, как полагаю я, Мунтвигу вряд ли нужен будет на троне человек, предавший собственного отца.
Потому Клавеля попросту смахнут с доски, как только выполнит свою часть работы, но стоит ли ему сейчас сообщать, слишком уж уверен, что Мунтвиг ему друг и почти что брат.
— Не будем метать бисер перед свиньей, — сказал я наконец. — Готовьтесь к атаке.
Макс, на удивление, сказал первым:
— Мои отряды уже у строений. Почти вплотную, ждем приказа.
— Я готов ударить в направлении главного здания, — сообщил Клемент. — Там достаточно прямая дорога, не увязнем. Кони пройдут на большой скорости. Если ваше высочество разрешит, то я…
— Дадим им шанс сдаться, — прервал я.
Клемент поморщился, но кивнул, сказал уважительно:
— Вы правы, ваше высочество. Если не дать им подраться, будут опозорены до конца дней. Но потом, когда хотя бы треть выбьем…
— Какой вы кровожадный, герцог, — сказал я с укором. — Можно ограничиться и четвертью.
— Это от них зависит, — напомнил он. — Мунтвиговцы держались бы до последнего.
Альберт буркнул:
— Да, те в плен сдаются неохотно.
— Правильно рассуждаете, граф, — согласился я. — Идейные люди самые непримиримые. А эти, примкнувшие ради своих выгод, сейчас вот прикидывают, как и рыбку съесть, и мимо не сесть…
Покинув шатер, мы выехали на вершину небольшого холма, откуда открывается прекрасный вид на поместье сэра Брита Марлинга, сейчас полностью запруженное конным войском.
Макс вскрикнул в сторонке в изумлении:
— Смотрите, они сами выходят в боевых порядках!
Рыцарские отряды принца Клавеля в самом деле покинули поместье и, придерживая коней, выдвинулись на открытое пространство, что можно оценить как презрение к опасности и пренебрежение нашими силами.
О таком потом долго рассказывают с гордостью, а то и вписывают в летописи, как, дескать, двухтысячный отряд принца не захотел отсиживаться в глухой обороне, а вышел навстречу несметным полчищам врага и принял неравный бой.
Клемент сказал сварливо:
— Если Макс снова украдет у меня победу, я его сам убью!
Макс предложил радостным голосом:
— Дорогой Клемент, а идите ко мне в пехоту? Я вас поставлю сразу десятником! И в первый ряд, обещаю!
Клемент молча, но с выражением показал ему кулак. Со стороны отрядов принца прозвучала труба. Нестройные ряды рыцарей качнулись, коней пустили шагом, рыцарские копья привычно выдвинулись для удара.
Я невольно сравнил взглядом с копьями пехоты Макса, у наших и длиннее вдвое, и прочнее, уж никак не разлетятся вдрызг от удара, как с рыцарскими сплошь и рядом, а наконечники длинные, как мечи, и острые…
— Сами решили атаковать, — сказал Клемент с невольным уважением, — мне эти парни нравятся.
— Долго ли продержатся, — проговорил Альбрехт.
Клемент повернулся ко мне.
— Ваше высочество, позвольте встретить их мне?
— Почему?
— Так достойнее, — объяснил он. — Рыцари против рыцарей! Конница против конницы. Померяемся в равном бою!
Я изумился.
— А зачем мне равный бой? Мы пришли сюда не бахвалиться в поединках, мне нужна победа. И как можно более эффектная. Герцог, прежде всего история помнит битвы, когда одна сторона потеряла людей впятеро в сравнении с другой! Этим восторгаются…
— Об этом поют, — добавил Альбрехт.
Клемент сказал недовольно:
— У нас абсолютное преимущество в численности…
— Все равно они могут нанести урон, — ответил я.
— Незначительный!
— А я никакого не хочу.
Он оглянулся на Макса, но того уже нет с нами, помчался к своему войску, хотя там вышколенные сотники и без него уже отдают четкие и разумные команды.
Рыцари, завидя пеших, пустили коней в галоп. Клемент крякнул, уже зная, что случится, недавно видел, а за спиной ощетинившегося копьями строя множество длинных луков в первом ряду одинаково выгнулись, как ребра бесконечно длинного дракона; донесся шорох щелчков, взвилась туча длинных стрел.
Клемент покачал головой, стрелы начали сшибать всадников, а те сразу попятились, даже не вступая в схватку с копейщиками. В течение считаных минут все развернулись и умчались обратно, правда, не оставив на поле ни убитых, ни раненых, всех подхватили на седла и увезли.
— Это была не атака, — сказал Клемент грустно. — Демонстрация атаки.
— Мельчает рыцарство? — спросил Сулливан. — Нет, мы не мельчаем…
— Подождем, — сказал я. — Сейчас поговорят и явятся.
Сандорин спросил с иронией:
— Сдаваться?
— Пытаться сдаться, — уточнил я. — Но так, чтобы сесть поудобнее.
Мидль пробормотал:
— Естественное желание каждого человека. Хотя с рыцарством состыковывается плохо.
Альбрехт ответил вежливо:
— С рыцарством все естественное состыковывается плохо. Естественны только животные да простолюдины, те тоже как скот, а все рыцарство полностью из правил, клятв, обетов, уставов, принципов, идеалов…
— Вы правы, — сказал Мидль поспешно.
Конники Норберта постоянно кружат вокруг всего огромного поместья, как отслеживая перестроения внутри, так и пресекая попытки выбраться отдельным всадникам, явно посланным за подмогой или с сообщениями.
Наконец от Норберта примчался взмыленный гонец на взмыленном коне, но радостный и с вытаращенными глазами.
— Ваше высочество!.. — прокричал он взахлеб. — Они готовы сдаться!
Я сказал резко:
— Пусть сдаются.
— Но они…
Я прервал:
— Никаких условий!.. Я принимаю только безоговорочную капитуляцию.
Он вскрикнул счастливо:
— Так и передам!
— Не перепутай, — сказал я. — Не мы им сдаемся, а они нам.
Он умчался, осчастливленный, что сам Ричард изволил с ним пошутить, а я, понаблюдав немного за передвижениями отрядов принца Клавеля, тронул Зайчика коленом, мы потихоньку начали спускаться с холма по направлению к поместью.