Роланд из Гилеада кивнул.
— Пусть Бог определит победителя.
— Ага, это и наши слова. Ты говоришь так, будто знаешь нас, — он остановился, пристально всмотрелся в Роланда. — Или ты только выдаешь себя за того, кем представляешься? Каждый, кто прочитал Добрую книгу, знает, что такое возможно.
— Ты спрашиваешь, не самозванец ли я? Здесь, где нас никто не может услышать? Ты должен знать, что нет, а если не знаешь, то ты просто дурак.
Старик обдумал его слова, потом протянул узловатую руку.
— Удачи тебе, Роланд. Это хорошее имя, и благородное.
Роланд протянул ему правую руку и, когда старик пожимал ее, почувствовал первый укол боли там, где совершенно не хотел его чувствовать.
Ладно, не так уж и страшно. Пока болит другая рука. Не та, что целая и невредимая.
— Может, на этот раз Волки убьют нас всех, — сказал Хенчек.
— Может, так и будет.
— И однако, хорошо, что мы встретились.
— Да, хорошо, — кивнул стрелок.
(Ненайденная дверь)
1
— Кровати готовы, — сообщила им Розалита Мунос, когда они вернулись в дом отца Каллагэна.
Эдди так устал, что ему показалось, будто сказала она что-то совершенно другое: «Сейчас самое время прополоть огород» или «Пятьдесят или шестьдесят человек собрались в церкви, чтобы встретиться с вами». В конце концов, кто говорит о кроватях в три часа пополудни?
— Что? — переспросила Сюзанна. — Что ты сказала, милая? Я не разобрала.
— Кровати готовы, — повторила домоправительница. — Вы двое будете спать в той же кровати, что и прежде, а молодой сэй — на кровати отца Каллагэна. И ушастик может пойти с тобой, Джейк, если ты этого хочешь. Отец просил тебе это передать. Он бы сказал сам, но сегодня обходит больных. Несет им причастие, — последнее она произнесла с нескрываемой гордостью.
— Кровати, — кивнул Эдди. Он все не понимал, о чем, собственно речь. Огляделся, дабы убедиться, что на дворе ясный день, все те же три часа пополудни. — Кровати?
— Отец видел вас в магазине, — пояснила Розалита, — и подумал, что вы захотите отдохнуть, пообщавшись со всеми этими людьми.
Эдди наконец-то все понял. Он предполагал, что когда-то в своей жизни наверняка сталкивался с добротой, да только, честно говоря, никак не мог вспомнить, кто и когда относился к нему по-доброму.
После того, как они уселись в кресла-качалки, горожане приближались к ним очень осторожно, по одному, по двое, далеко не все. Но, поскольку никого не превратили в камень и никто не получил пулю в лоб, осмелели, завязался разговор, послышался смех, так что они все подходили и подходили. Когда ручеек превратился в поток, Эдди на своей шкуре испытал, каково это, быть публичной фигурой. Как это трудно, как изматывает. Они хотели получить простые ответы на тысячу трудных вопросов. Откуда стрелки пришли и куда идут — стали лишь первыми. На некоторые вопросы Эдди отвечал честно, но в основном использовал опыт политиков, которые стараются, ничего не говоря по существу, добиться максимального доверия избирателей. Отметил для себя, что и его друзья придерживаются того же принципа. Нет, разумеется, они не лгали, но говорили далеко не всю правду и при этом подчеркивали собственную значимость. И каждый из их собеседников хотел, чтобы ему смотрели прямо в глаза, а по завершению разговора искренне желали всего наилучшего. Даже Ыш принимал участие в той важной миссии, что выпала на их долю: расположить к себе горожан. Его то и дело гладили, заставляли говорить, пока Джейк не поднялся, вновь вошел в магазин и попросил у Эбена Тука миску с водой. Этот господин дал ему жестяную кружку и сказал, что он может наполнить ее из корыта у магазина. Горожане задавали ему вопросы и когда он спускался с лестницы и наполнял кружку водой. Ыш вылакал ее досуха и Джейк вновь прогулялся к корыту и обратно.
В общем, эти пять часов стали самыми долгими в жизни Эдди, и он подумал, что быть знаменитостью, конечно, приятно, но очень уж нелегко. К тому времени, когда стрелки наконец-то покинули крыльцо и направились к дому отца Каллагэна, они поговорили практически со всеми горожанами и со многими фермерами, ранчерами, ковбоями и наемными работниками. Новости расходились быстро: пришельцы из другого мира сидят на крыльце магазина Тука, и если ты хочешь поговорить с ними, они с тобой поговорят.
А теперь, клянусь Богом, эта женщина… этот ангел… упомянула о кроватях.
— Сколько у нас времени? — спросил он Розалиту?
— Отец вернется через час, — ответила она, — но есть он будет не раньше шести, и при условии, что ваш старший вернется к этому времени. Я могу разбудить вас в половине шестого. У вас будет время помыться. Пойдет?
— Да, — улыбнулся ей Джейк. — Я не знал, что разговоры с людьми могут быть такими утомительными. Да и в горле от них пересыхает.
Розалита кивнула.
— В кладовой есть кувшин холодной воды.
— Я должна помочь приготовить еду, — сказала Сюзанна и тут же сладко зевнула.
— Мне поможет Сари Адамс, — ответила Розалита, — да и потом, горячего не будет. Так что идите. Отдохните. Вы все вымотались, это видно.
2
В кладовой Джейк вволю напился, потом налил воду в миску и отнес Ышу в спальню отца Каллагэна. Он чувствовал себя виноватым в том, что собрался улечься в чужую постель (да еще привел с собой ушастика-путаника), но увидел, что одеяло на узкой кровати Каллагэна откинуло, подушка взбита, а простыни так и манят его. Поставил миску на пол, и Ыш тут же принялся лакать воду. Джейк же разделся, оставшись лишь только что купленном нижнем белье, лег и закрыл глаза.
«Наверное, уснуть-то я и не смогу, — подумал он. — Я же никогда не спал днем, даже раньше, когда миссис Шоу называла меня Бамой».
Но минутой позже уже тихонько похрапывал, прикрыв глаза рукой. Ыш спал на полу рядом с ним, положив нос на левую лапу.
3
Эдди и Сюзанна сидели бок о бок на кровати в спальне для гостей. Эдди никак не мог поверить что такое возможно: не просто поспать днем, но поспать в настоящей постели. Роскошь, однако. Более всего ему хотелось, лечь, обнять Сюзи, да так и заснуть, но сначала предстояло закончить одно дельце. Которое не давало ему покоя весь день, даже в самом разгаре беседы с горожанами.
— Сюзи, я насчет деда Тиана…
— Не хочу об этом слышать, — отрезала она.