— Мы вызовем «скорую» по телефону-автомату на углу…
— Нет! Не делайте этого! А если они вернутся! — он объят ужасом, поэтому, совершенно неожиданно для себя, четко произносит эти слова.
— Мы посторожим вас, — отвечает голос номер один. Дыхание выровнялось. Его спаситель заметно успокоился. — Я думаю, вполне возможно, что они вернутся. Этот здоровяк очень расстроился из-за того, что им помешали, но, если китайцы правы, я теперь несу ответственность за вашу жизнь. А я человек ответственный. Поэтому, если они таки вернутся, то нарвутся на пулю. И я уже не буду стрелять поверх голов, — силуэт останавливается. Вроде бы этот мужчина тоже немалого роста. И характер, похоже, у него крепкий. — Они — Братья Гитлеры, друг мой. Вы знаете, о ком я говорю?
— Да, — шепчет Каллагэн. — И вы не собираетесь сказать мне, кто вы.
— Лучше вам не знать, — отвечает мистер Экслибрис.
— Вы знаете, кто я?
Пауза. Вновь шаги. Мистер Экслибрис уже стоит в дверях бывшей прачечной.
— Нет, — говорит он. Потом добавляет. — Священник. Это неважно.
— Как вы узнали, что я здесь?
— Дожидайтесь «скорой помощи», — голос номер один вопрос игнорирует. — Не пытайтесь выбраться отсюда самостоятельно. Вы потеряли много крови и, возможно, у вас повреждены внутренние органы.
С тем он и уходит. Каллагэн лежит на полу, вдыхая запахи отбеливателя, мыла, умягчителя ткани. «Вы стираете или мы, — думает он, — белье все равно будет чистым». Его яйца болят и опухают. Сломанная челюсть болит и опухает. Он чувствует, как опухает все лицо. Он лежит и ждет, то ли приезда машины «скорой помощи», то ли возвращения Братьев Гитлеров. То ли спасения, то ли смерти. И проходит, наверное, вечность, прежде чем он видит свет. И понимает, что на этот раз ему выпал счастливый билет. Он дождался спасения — не смерти.
И жизнь продолжается.
11
— Вот так я оказался в палате 577 той же больницы и в тот же день.
Глаза Сюзанны широко раскрылись.
— Ты серьезно?
— Абсолютно, — кивнул он. — Роуэн Макгрудер умер, мне крепко досталось от Братьев Гитлеров, вот они и определили меня в освободившуюся палату интенсивной терапии. Должно быть, едва успели перестелить постель, и пока медицинская сестра не сделала мне укол морфия, я лежал и гадал, а не войдет ли сейчас в палату миссис Роулингс, чтобы докончить начатое Братьями Гитлерами. Но почему вас это должно удивлять? В наших историях десятки таких вот странных совпадений, не так ли? Вы не задумывались над схожестью написания моей фамилии и Кальи Брин Стерджис?
— Конечно, задумывались, — ответил Эдди.
— Что произошло потом? — спросил Роланд.
Каллагэн улыбнулся, и вот только тут стрелок обратил внимания, что половинки лица священника несимметричны. «Любимый вопрос сказителя, Роланд, но я думаю, мне пора увеличить скорость повествования, иначе мы просидим здесь всю ночь. Тем более, что главная часть, та, что вы действительно хотите услышать, последняя».
«Тебе, возможно, так и кажется», — подумал Роланд, и не удивился бы, узнав, что та же мысль мелькнула у троих его друзей.
— В больнице я провел неделю. Оттуда меня перевезли в центр для выздоравливающих в Куинс. Сначала предложили такой же на Манхэттене, но он ассоциировался у меня с «Домом», мы иногда отправляли туда наших клиентов. Я боялся, что Братья Гитлеры могут меня там найти.
— Нашли? — спросила Сюзанна.
— Нет. Я навестил Роуэна в палате 577 больницы «Риверсайд» и сам оказался в той же палате 19 мая 1981 года. Меня отвезли в Куинс вместе с тремя другими выздоравливающими 25 мая. А еще через шесть дней, когда я уже собирался выписаться и уехать из города, мне на глаза попалась заметка в «Пост». Не на первой полосе, но в первой тетрадке. «ДВОЕ МУЖЧИН ЗАСТРЕЛЕНЫ НА КОНИ-АЙЛЕНДЕ, — гласил заголовок. — КОПЫ ГОВОРЯТ: ПОХОЖЕ, МАФИОЗНАЯ РАЗБОРКА». А все потому, что лица и руки сожгли кислотой. Однако, копы смогли идентифицировать покойников: Нортон Рэндолф и Уильям Гартон, оба из Бруклина. Напечатали в газете и из фотографии. Из полицейского архива. Обоих не раз арестовывали. Именно они схватили меня. Джордж и Ленни.
— Ты думаешь, с ними разобрались слуги закона, не так ли? — Да. Заказ-то они не выполнили.
— В статье имелся намек на то, что они — Братья Гитлеры? — спросил Эдди. — Потому что мы еще долго пугали друг друга этими парнями.
— В этой — нет, но таблоиды выдвигали такие версии, и я думаю, что криминальные репортеры, которые разрабатывали эту тему, знали, что Рэндолф и Гартон и есть Братья Гитлеры, потому что потом предпринимались лишь жалкие попытки их имитировать, но ни один из таблоидов не станет убивать пугало, потому что пугало поднимает тираж.
— Да, тебе крепко досталось, — сказал Эдди.
— Вы еще не дослушали до конца. Самое вкусное впереди.
Роланд опять крутанул пальцами, но на этот раз его жест вроде бы не призывал Каллагэна поторопиться с продолжением. Он свернул самокрутку и выглядел на удивление спокойным и всем довольным. Только Ыш, который спал у ног Джейка, мог потягаться с ним в удовлетворенностью жизнью.
— Я искал глазами переходный мост, когда уезжал из Нью-Йорка во второй раз, пересекая Гудзон по МДВ, с книгой на коленях и бутылкой в бумажном пакете, — продолжил Каллагэн, — но пешеходный мост исчез. За несколько последующих месяцев я только изредка видел тайные хайвеи, и лишь пару раз мне в руки попали купюры с Шедбурном. Все они куда-то подевались. Зато мне встречалось множество вампиров третьего типа, помнится, я еще подумал, что они расползаются по стране. Но я их не убивал. Такое желание у меня пропало, так же, как у Томаса Харди пропало желание писать романы, а у Томаса Харта Бентона — расписывать стены. «Эти же москиты, — думал я. — Пусть живут». Обычно я приезжал к какой-то город, находил отделение «Броуни мен», «Менпауэр», «Джоб гай» и определялся с баром, в котором чувствовал себя, как дома. Отдавал предпочтение заведениям, которые напоминали мне «Американо» или «Бларни стоун» в Нью-Йорке.
— Другими словами, тебе нравилось не только выпить, но и закусить чем-нибудь горячим, — вставил Эдди.
— Совершенно верно, — во взгляду Каллагэна ясно читалось, что он видит в Эдди родственную душу. — И я вел себя пристойно до самого отъезда из города. То есть напивался в моем любимом баре, а заканчивал вечер, орал, ползал по земле, блевал, в другом месте. Обычно, al fresco.
— Что… — начал Джейк.
— Это значит, на свежем воздухе, сладенький, — пояснила Сюзанна. Взъерошила ему волосы, потом скривилась и прижала руку к животу.