Она плакала. Из-за Энди. Надо было забрать его и удариться в бега. Ведь могла убежать еще до его рождения, и далеко — в Сан-Франциско или Сиэтл. Села бы на самолет и улетела куда глаза глядят, а потом разыскала бы агентство или детскую больницу — лучше всего при церкви, — и ей бы помогли.
Запах серы исчез, зато в тесноте чулана быстро окреп аромат танниса, и ей полегчало. Вспомнился привкус танниса в напитке, который стряпала Минни во время беременности Розмари, — это снадобье доставалось и Энди с материнским молоком. Минни с Романом любили малыша, хорошо о нем заботились.
Позже она взбила гоголь-моголь, плеснула туда бурбона и села перед телевизором. Традиционно перед Рождеством показывали «Эту прекрасную жизнь», легкую музыкальную комедию; Розмари смотрела се во второй раз.
Утром Энди прошел через чуланы, и был он свеж, счастлив, рад видеть (обнимать, целовать) ее. Сразу же убежал в гостиную. Хорошо ли он провел время? Он кивнул, глядя на елку.
— Чем занимался? — спросила Розмари, опускаясь рядом с ним на колени и с улыбкой глядя на отблески елочных огней в его глазах и на щеках.
— А вот и не скажу. Я что, отчитываться должен? Держа руку на обтянутом фланелью плече сына, она сказала:
— Если в самом деле не хочешь — не говори. А если все-таки передумаешь — расскажи. Детям это простительно. Но если не хочешь — не надо. Поступай, как считаешь нужным.
Он предпочел не рассказывать.
Ее последнее Рождество… У него их было двадцать семь, вернее, это будет двадцать седьмым. И наверняка эти рождественские ночи были похожи на ту. Так же пахло таннисом, так же плакали флейты и нараспев звучали голоса. Черные Рождества…
"TREMULOSA» [22] .
Он сказал ей, что с сатанизмом покончил. Сказал после того, как посмотрел ей в глаза и пообещал никогда больше не лгать. Но если все-таки солгал… Ночь с четверга на пятницу — самое подходящее время, чтобы это выяснить.
В самолете он говорил, что у него с Джуди планы на канун Рождества, а подарками с Розмари и Джо они обменяются в рождественское утро. И Джуди о чем-то повела речь, когда они с Розмари в первый раз играли в скрэббл. О чем-то, что происходит на девятом этаже…
Девятый этаж. Неплохое местечко — амфитеатр, уборные, артистическая студия, конференц-залы, и все устлано коврами, звукоизолировано от пустующих офисов наверху и внизу. Да, неплохое местечко для Черной Мессы. Уж получше, чем гостиная Минни и Романа.
Пять человек содержат его в идеальной чистоте… А разве уборщики не приходят к девяти? «Ultramesso»…
"SOULMASTER» [23] .
За окном шелестели снежинки — белые, послушные ветру, срывались с темного неба. Один-ноль в пользу синоптиков, обещавших к полуночи четыре дюйма осадков. И еще от двух до четырех — к утру. Ветер порывистый, со скоростью до сорока миль в час.
Снег, наверное, падает и на радиостанцию. Бинг Кросби мечтательно поет о белом Рождестве.
И оно будет точно таким, как те, из ее прошлого…
Снегопад 1999 года, продлившийся два с половиной дня и укрывший все Восточное побережье от мыса Гаттерас до мыса Код белым одеялом толщиной от двух до пяти футов, намного превзошел пик, вершину, Эверест снегопадов этого столетия, и доставил всем рекордную головную боль.
Нью-Йорку повезло — на его долю пришлось лишь около двадцати четырех дюймов. За что Господь Бог получил тысячу благодарностей — говорили, что Бостону теперь вовек не откопаться и что «мать-природа» (Бог в женском платье?) покарала и остальные города: погребены пути электричек, обрушились крыши супермаркетов, пустыми стоят театры и магазины, не позавидуешь многим путешественникам, и вынуждены сидеть по домам все остальные, кроме детей с санками и любителей лыжных прогулок.
Но наконец упала последняя снежинка и засияло солнце. Случилось это ранним утром в пятницу, как будто природа вняла склочному, вульгарному призыву одной из бульварных газет: «Бинг, завязывай!» Центр Манхэттена превратился в клочок тундры — там протаптывали дорожки, разбрасывали снег, катались на лыжах, играли в снежки, резвились с собаками, возили детей на пластмассовых «ледянках» — а владельцы магазинов улыбались, глядя на все это из дверных проемов.
Лишь магазин «Тиффани» был набит посетителями, машущими кредитными карточками, — и не только головной салон на Пятой авеню и его бутики в других универмагах и гостиницах, но и филиалы на Уайт-Плейнз и Шорт-Хиллз. Все верно, очередное доказательство, что дурной славы не существует, пока название выговаривают правильно.
— Привет. Пошли, глянем на елку.
Они не виделись и не разговаривали друг с другом с утра вторника, когда предельное изнеможение дало Розмари законный предлог проститься с сыном и Джо, поцеловав обоих в щеку. Джо унес несъеденные пончики и обе газеты — «Спасибо, дорогой». Энди сказал, что собирается «удалиться от мира», но на позднем завтраке в рождественское утро будет как штык.
Розмари обрадовалась, когда он ушел. Излучать — это вам не шутки. Но все же гадала: уж не печаль ли, а может, вина или смесь того и другого вынуждают его «удалиться от мира» и в чьем обществе он намерен это сделать? А может, в одиночку? Она представила его (или их) на обложке «Плейбоя»: саманная хижина с воловьими рогами вместо стропил, кругом — пустыня.
— Ты дома?
— Да. — С телефоном в руке она направилась к окну спальни. — А ты где?
— На сорок пять этажей выше. Только что вошел.
— Как это? — спросила Розмари, глядя вниз, на белое неровное одеяло, которым укутался парк.
— Самолет, вертолет и метро. Что-то вроде физзарядки, верно? На центральных улицах снег в основном убран, на расчистку брошена муниципальная техника. Совсем по-рождественски.
Она глубоко вздохнула и проговорила:
— Помню, в прошлое Рождество у нас была своя елка. Тебе было пять с половиной, мы ее вместе наряжали. А ты помнишь?
— Забыл напрочь. Потому-то я все еще в Аризоне. У тебя есть сапоги? Бутики, должно быть, уже все распродали.
— Есть, — ответила она.
Все были в сапогах — коричневых, черных, красных, желтых. Перчатки, варежки, шарфы, шляпы, шапки-ушанки, красные щеки (в другие дни лишь чуть-чуть розоватые), значки «Я люблю Энди», «Я люблю Розмари», широкие улыбки, блестящие солнцезащитные очки или глаза, улыбающиеся прохожим.
— Таким красивым город бывает только после большого снегопада, — сказала Розмари, дыша белым и шагая рука об руку с Энди по Центральному парку среди десятков других гордых участников движения «Отвоюем землю у машин». — Это и в самом деле пробуждает в людях самое лучшее.